О ПРОВИНЦИИ КАРТАХЕНА. О ЖЕМЧУЖНОМ БЕРЕГЕ, И О ПАРИИ, И ОБ ОСТРОВЕ ТРИНИДАД

О ПРОВИНЦИИ КАРТАХЕНА

Эта провинция Картахена находится в пятидесяти лигах ниже Санта-Марты, к западу, а возле неё провинция Сену [Cenú] вплоть до залива Ураба [Urabá], которые занимают свои сто лиг морского побережья, и много земли в глубине суши на юг. С этими провинциями обошлись, разорили, уничтожили, опустошили и истребили, начиная с года тысяча четыреста девяносто восьмого или девятого и до сегодняшнего дня[1], как с Санта-Мартой, и в них испанцами были совершены самые чудовищные жестокости, и убийства, и грабежи, поэтому, чтобы быстро завершить это краткое обобщение, не хочу говорить о них отдельно и упоминать злодеяния, которые в других и сегодня совершаются.

О ЖЕМЧУЖНОМ БЕРЕГЕ[2], И О ПАРИИ, И ОБ ОСТРОВЕ ТРИНИДАД

От берега Парии [Paria] до залива Венесуэла[3], исключая его, что составляет двести лиг, имели место великие и чудовищные разорения, которые испанцы совершили в отношении тех народов, нападая на них и захватывая как можно больше живыми, чтобы продать как рабов. Много раз, приняв на веру безопасность и дружбу, о которых с ними толковали испанцы, хотя те не заслуживали доверия и не были правдивы, они принимали их в своих домах как отцов и сыновей, одаривая их и служа им, чем имели и могли. И конечно невозможно было бы ни легко сказать, ни оценить, подробно описывая, каких и сколько было несправедливостей, оскорблений, притеснений и беззаконий, которые народ с этого побережья получил с года тысяча пятьсот десятого[4] и до сегодняшнего дня. Я скажу только о двух или трёх, по которым пусть судят о прочих, безмерных по количеству и низости, которые были бы достойны всяческих пыток и огня.

На острове Тринидад, который гораздо больше Сицилии[5] и благодатнее, связанном с материком со стороны Парии, и чей народ добрый и честный в своём роде[6], каковой имеется во всех Индиях, когда пришёл на него один грабитель[7] в году тысяча пятьсот шестнадцатом с другими шестьюдесятью или семьюдесятью закоренелыми разбойниками, и он объявили индейцам, что пришли поселиться и жить на том острове вместе  с ними. Индейцы приняли их, как если бы то были их родные, и их сыновья, и владыки, и подданные служили им с величайшей преданностью и радостью, и приносили им каждый день столько еды, что её хватило бы, чтобы накормить ещё стольких же, ибо это общее свойство и щедрость всех индейцев этого Нового света: давать чрезмерно то, в чём нуждаются испанцы, и что они имеют. Они построили для них большой деревянный дом, чтобы те все в нём жили, ибо так пожелали испанцы, чтобы он был один, и не больше, чтобы сделать то, что они намеревались сделать и сделали.

В то время, когда клали солому на палки и брёвна, и постройка была сделана на два эстадо[8], так, чтобы те, кто был внутри, не видели тех, кто снаружи, под предлогом ускорить завершение строительства собрали внутри него много людей, и испанцы, распределившись, [стали] одни снаружи, вокруг дома со своим оружием, для тех, кто выходил бы, а другие внутри. И они вынули из ножен мечи и принялись угрожать обнаженным индейцам, чтобы те не двигались, а если нет, то они их убьют, и стали связывать их, а других, которые выскочили, чтобы убежать, порубили на куски мечами. Некоторые, которые выбежали ранеными и целыми, и другие, из селения, которые туда не входили, взяли свои луки и стрелы и собрались в другом доме в селении, чтобы защищаться, куда их вошла сотня или две сотни, защищая вход, и испанцы подожгли дом, и сожгли всех заживо. И со своим полоном, который составил сто восемьдесят или двести человек, которых они смогли связать, они отправились на свой корабль, и подняли паруса, и пошли к острову Сан-Хуан, где продали половину рабов, а затем на Эспаньолу, где сбыли другую.

И когда я в то время упрекал капитана за такое невиданное предательство и злодеяние на том же острове Сан-Хуан, он мне ответил: «Отстаньте, сеньор, так мне приказали и дали мне такие предписания те, кто меня послал, и чтобы, если бы я не смог захватить их войной, взял бы их миром». И воистину, он сказал мне, что за всю свою жизнь не встретил ни отца, ни матери, кроме как на этом острове Тринидад, благодаря добрым делам, какие для него сделали индейцы, и он сказал это к своему величайшему стыду и из раскаяния в своих грехах. Начиная с этих, содеяли [их] на том материке бессчётно, без риска захватывая и порабощая их. Посмотрите, каковы эти деяния, и были ли те индейцы, таким образом захваченные, справедливо сделаны рабами.

Другой раз, когда решили братья Святого Доминика, нашего устава, идти проповедовать и обращать те народы, ибо тем недоставало исцеления и света учения для спасения их душ, как это и сегодня в Индиях, отправили одного монаха, искушённого в богословии, великой добродетели и святости, с братом-послушником, его товарищем, [9] чтобы они осмотрели землю, и пообщались с народом, и поискали место, пригодное для строительства монастыря. И когда пришли священнослужители, индейцы приняли их как ангелов с небес, и слушали с великим волнением, и вниманием, и радостью слова, которые те смогли тогда донести до них, больше знаками, чем речью, потому что не знали их языка. И случилось, что туда подошёл один корабль, после того, как отбыл тот, который их оставил; и испанцы с него, следуя своей адской привычке, заманили обманом, без ведома монахов, господина этой земли, которого звали дон Алонсо [don Alonso], котрому то ли братья дали это имя, то ли другие испанцы, потому что индейцы расположены и стремятся иметь христианское имя, и часто просят, чтобы им его дали, даже до того, как узнают что-нибудь о том, что значит быть окрещённым. Итак, обманули названного дона Алонсо, чтобы он поднялся на корабль со своей женой и некоторыми другими лицами, что для него там устроят праздник. В конце концов, когда пришли семнадцать человек с владыкой и его женой, из уверенности в том, что так как священнослужители находятся в их земле, то испанцы из-за них не совершат никакого злодеяния, потому что по-другому не доверились бы им. И когда индейцы поднялись на корабль, подлецы подняли паруса, и отправились на остров Эспаньола, и продали их в рабство.

Всей землей, когда увидели своего владыку и владычицу увезёнными, они пришли к братьям и хотели их убить. Братья, увидев такое великое зло, сами хотели умереть от горечи, и следует поверить, что скорее отдали бы свои жизни, чем позволили бы совершить такую несправедливость, особенно из-за того, что было поставлено препятствие тому, чтобы когда-нибудь эти души смогли бы услышать и уверовать в слово Божие. Они успокоили их, как смогли, и сказали им, что с первым же кораблём, который оттуда отправится, напишут на остров Эспаньола, и добьются, чтобы им вернули их владыку и остальных, которые с ним находились. Вскоре Господь привёл туда один корабль для большего подтверждения проклятости тех, кто управлял, и написали монахам на Эспаньоле, и в нём они взывали и выражали несогласие один и много раз; но оидоры[10] не пожелали совершить правосудие, потому что между ними самими была распределена часть индейцев, которых так несправедливо и злокозненно захватили тираны.

Двое монахов, которые ранее пообещали индейцам этой страны, что в течение четырёх месяцев придёт их владыка дон Алонсо вместе с остальными, увидев, что ни за четыре, ни за восемь те не пришли, приготовились умереть и отдать жизнь тому, кому были ей обязаны, прежде чем разделить предуготовленное. И так индейцы совершили месть, справедливо убив их, хоть и невинных, потому что посчитали, что это они стали причиной этой подлости, и потому, что увидели, что оказалось неправдой то, что в течение четырех месяцев и обещали и в чём заверяли; и потому с тех пор и до сегодняшнего дня они не узнали, и сегодня не знают, что имеется разница между братией, и испанскими тиранами, и разбойниками, и грабителями, по всей той земле. Блаженные братья пострадали несправедливо, и из-за этой несправедливости нет никакого сомнения, что, согласно нашей святой вере, они являются истинными мучениками и царствуют ныне с Господом в небесах, блаженные, как и всякий, кто отправился бы туда, посланный послушанием и нёс намерение проповедовать и распространять святую веру, и спасать все те души, и претерпеть сколько угодно трудов, и смерть, которая его постигла бы, за распятого Иисуса Христа.

Убийство индейцами миссионеров в Кумане. Гравюра Теодора де Бри из книги «Collectiones peregrinatiorum …».

В другой раз из-за великих тираний и гнусных деяний плохих христиан, индейцы убили двух других братьев Святого Доминика и одного – Святого Франциска, чему я был свидетель, ибо я избежал такой же смерти из-за божественного чуда, и где было сполна такого, о чём можно было бы сказать, чтобы ужаснуть людей опасностью и тяжестью дела. Но так как это было бы долго, я не хочу об этом говорить, пока не придёт своё время, и в судный день оно будет более ясным, когда Господь отомстит за столь ужасные и омерзительные оскорбления, которые нанесли ему в Индиях те, кто носит имя христиан[11].

В другой раз в этих провинциях, на мысе, который называют Кодера[12], было селение, чьего владыку звали Хигерото [Higueroto], имя, то ли свойственное лицу, то ли общее для его владык. Он был таким добрым, а его народ таким добродетельным, что сколько бы испанцев не приходили туда на кораблях, они находили приют, пищу, отдых и всяческое утешение и облегчение, и многих они избавили от смерти, когда те приходили, бежав из других провинций, на которые нападали и где совершали многие тирании и злодеяния, умирающими от голода, и выхаживали их, и отправляли здоровыми на Жемчужный остров, где было поселение христиан[13], хотя могли бы убить их, так что никто  не узнал бы, но не делали этого; и, в конечном счёте, все христиане называли то селение Хигерото  всеобщим постоялым двором и жилищем.

Один злобный тиран[14] решил совершить там нападение, так как те люди чувствовали себя в полной безопасности. И он пришёл туда на корабле и пригласил много народа, чтобы они поднялись на корабль, как они имели обычай подниматься и доверять в случаях с другими.  И когда пришли многие мужчины, и женщины, и дети, он поднял паруса и отправился на остров Сант-Хуан, где всех их продал в рабство, и я прибыл тогда на названный остров[15] и видел названного тирана,  и узнал там о том, что он содеял. Он оставил разорённым всё то селение, и все испанские тираны, которые по тому побережью грабили и совершали нападения, сожалели и проклинали столь ужасное деяние, так как потеряли укрытие и постоялый двор, который имели там, как будто то были их дома.

Я говорю, что оставляю в стороне разговор о безмерных злодеяниях и ужасных случаях, которые таким образом были совершены в тех землях и сегодня, в этот день совершаются. Переправили на остров Эспаньола и на Сант-Хуан со всего этого побережья, которое было населённейшим, более двух миллионов похищенных душ, которые все и умерли на названных островах, когда их бросили в рудники и на другие тяжёлые работы, сверх тех толп которые на них, как выше сказано, были. И вызывает величайшую жалость, и разрывается сердце видеть то побережье благодатнейшей земли совсем пустынной и безлюдной.

И удостоверена та истина, что никогда не прибывал корабль, нагруженный индейцами, таким образом похищенными и уведенными, как я сказал, чтобы не выбросили в море мёртвыми третью часть тех, кого поместили внутри, не говоря о тех, кого убили, чтобы захватить их, в тех землях. Причина состоит в том, что, чтобы достигнуть их цели, нужно много людей, чтобы извлечь побольше денег из как можно большего числа рабов, и им не дают ни еды, ни воды, кроме как совсем мало, чтобы не потратились тираны, называющиеся  судовладельцами, и этого едва хватает для испанцев, которые отправляются на корабле, чтобы нападать, и его не хватает для бедолаг, из-за чего они умирают от голода и жажды, и средство состоит в том, чтобы сбрасывать их в море. И воистину, как мне сказал один человек из них, от островов Лукайос, где были совершены великие опустошения таким способом, и до острова Эспаньола, что составляет шестьдесят или семьдесят лиг, корабль мог бы идти без компаса и мореходной карты, ведомый только следом из индейцев, которые оставались на [поверхности] моря, выброшенные мёртвыми с корабля.

 Затем, когда их выгружали на острове, куда привозили на продажу, то разрывалось сердце у всякого, кто имел бы хоть признак милосердия, видеть их обнаженными и голодными, и как падали без сознания от голода дети и старики, мужчины и женщины. Затем, будто баранов, среди них отделяли родителей от детей и жён от мужей, составляя из них группы от десяти до двадцати человек, и бросали о них жребий для того, чтобы увели свою долю несущие несчастье судовладельцы, каковыми были те, кто вложил свою долю денег, чтобы собрать флот из двух или трёх кораблей, равно как тираны-грабители, отправлявшиеся захватывать их и уводить из их домов. И когда падал жребий на группу, где находился какой-нибудь старик или больной, говорил тиран, котором он доставался: «Отправьте этого старого к дьяволу. Зачем вы мне его даёте, чтобы я похоронил его? А этот больной, зачем я должен вести его, чтобы лечить?» Смотрите же здесь, как ценили испанцы индейцев, и исполняли ли они божью заповедь о любви к ближнему, на которой зиждутся Закон и Пророки.

Добыча жемчуга на острове Маргарита. Гравюра Теодора де Бри из книги «Collectiones peregrinatiorum …».

Тирания, которую испанцы осуществляли в отношении индейцев при добыче или лове жемчуга, – одно из самых жестоких и проклятых деяний, которые могли быть в мире. Нет адской и безнадёжной жизни в этом веке, которую можно было бы с этим сравнить, хотя добыча золота в рудниках была своём роде еще тяжелей и хуже. Их заставляли нырять в море на три, и на четыре, и на пять саженей[16] в глубину, с утра и пока не зайдёт солнце; они всё время находились под водой, плавая, без передышки, собирая раковины, в которых растёт жемчуг. Поднимались с сеточками, наполненными ними вверх, чтобы глотнуть воздуха, а там находился на каноэ или лодчонке испанский палач, и если они замешкались бы, отдыхая, был их кулаками и за волосы сталкивал в воду, чтобы они опять продолжили добычу. Пищей была рыба, и ракушки, в которых рос жемчуг, и хлеб касаби, и кое-какой маис (который является тамошним хлебом): и одно очень малопитательное, а другое очень тяжело готовить, и от них они никогда не были сыты. Постель, которую им давали на ночь, состояла в том, чтобы бросить их в колодках на землю, чтобы они не убежали. Много раз, когда они погружались в море для своей добычи и сбора жемчуга, то больше никогда не всплывали (потому что акулы и мако, являющиеся двумя разновидностями жесточайших морских животных, которые глотают человека целиком, их пожирали и убивали).

И посмотрите здесь, соблюдали ли испанцы, которые на этом жемчужном промысле действовали таким образом, божью заповедь о любви к Господу и ближнему, подвергая опасности погибели телесной, но также и душевной, потому что они умирали без веры и таинств, своих ближних из-за собственной алчности. И, кроме того, они устраивали им такую ужасающую жизнь, что те пропадали и гинули за короткие дни. Ибо людям невозможно долгое время жить под водой без дыхания, особенно потому, что постоянная прохлада воды проникает в них, и так все они обычно умирали с кровью, шедшей у них изо рта из-за сжатия груди, которое происходило из-за того, что они находились столько времени и беспрерывно не дыша, и с поносом из-за холода. И их волосы, от природы черные, становились бурыми, как шерсть морских львов, а на спине выступала соль, так что они казались чудовищами в образе людей другого вида.

В этих непосильных трудах, или лучше сказать адских занятиях, окончательно сгинули все индейцы лукайо [lucayos], которые жили на островах, когда испанцы занялись этим промыслом; и каждый стоил от пятидесяти до ста кастельяно, и их открыто продавали, даже когда это было запрещено самими законниками, хоть и беззаконными в другой части, потому что лукайо были прекрасными ныряльщиками. И там также умерли могие другие без числа из других провинция и краёв.