Охота и рыболовство

Пищевой рацион мапуче был в основном раститель­ным. Но они употребляли также рыбу и мясо, добывае­мые рыболовством и охотой. Был у них и домашний скот.

Фауна Чили бедна крупными животными. Можно на­звать лишь гуанако, викунью, уэмула и оленя пюсу. Поймать быстрое животное было очень трудно. На них охо­тились, применяя арканы, болеадоры, стрелы и западни» а также с помощью собак местных пород, специально разводимых для такой охоты. Устраивали западни «уачи», оборудованные капканами с затягивающейся петлей, ус­танавливаемые на звериных тропах.

Уэмул — животное очень чуткое: малейший посторон­ний шум обращает его в бегство. В стаде всегда есть «сторож», н требуется большое искусство, ловкость и опыт, чтобы приблизиться к нему. Узнав о месте нахож­дения стада, индейцы организовывали группу охотников, вооруженных арканами, лассо, болеадорас и т. п. Живот­ных окружали и заставляли бежать в нужном направле­нии, в сторону замаскированной западни.

Охота на гуанако и викунью была для мапуче наибо­лее продуктивной, так как они получали от этих живот­ных почти все необходимое для существования: вкусное мясо, шерсть для прядения, шкуры для изготовления одежды, внутренности и кости, шедшие на изготовление орудий различного назначения. Самых крупных живот­ных предназначали для приготовления «чарки» — суше­ного или вяленого мяса, которым питались зимой. Для этого сырое мясо нарезали тонкими длинными кусками и высушивали на солнце или в дыму. Охотились на гуана­ко и викунью цепью: индейцы, одетые в шкуры живот­ных, окружали стадо, подгоняя его к заранее выбранному месту.

По берегам рек охотились на «уильин» и «койпу». Мя­со шло в пищу, а из шкур шили одежду, подстилки, по­крывали ими полы жилищ.

Желанной добычей была и пума, хотя охота на нее была особенно трудна и опасна. Обнаружив след, пуму преследовали с собаками до тех пор, пока она не забира­лась на дерево, где ее настигали стрелами, или попадала к ловчую яму. Мясо пумы высоко ценилось.

В реках ловили много рыбы, устраивая ловушки «льолье». Помимо рыбы, брали также креветок и улиток. В изобилии водилась мелкая рыбешка пуйе и пеладилья. В путину ее просто доставали корзинами и мешками. Ры­бу более крупную ловили острогой: на острие копья на­саживали костяной шип или заточенный камень и в узком месте реки ждали подхода рыбы.

Распространен был еще способ рыбной ловли — усып­ление. Из листьев и коры определенного кустарника де­лали вытяжку сока, содержащего наркотическое веще­ство. Яд добывался тут же на берегу путем расплющива­ния коры и листьев камнями. Затем ветки опускались в воду, и она вспенивалась. Рыба, пытаясь преодолеть пену, заглатывала отравленную воду и затихала. Через неко­торое время ее брали просто руками.

«Рункае» — род трезубца, который также применяли при рыбной ловле. Он представлял собой длинную палку с одним или двумя стержнями из дерева твердых пород. На острие крепили три тщательно заточенных наконеч­ника из мирта, накрепко перевязывая их тонкой верев­кой, так, чтобы наконечники не соприкасались. На ловлю отправлялись по двое в уампу или на плоту: один, сидя на корме, греб, другой стоял на носу с трезубцем наго­тове. Завидев рыбу, он давал сигнал гребцу остановиться. Далее все зависело от ловкости рыболовов.

Другое распространенное орудие лова представляло собой расщепленный и заостренный на конце толстый шест. Его применяли при ловле рыбы с берега. Шестом рыба пригвождалась ко дну, и затем ее вынимали.

В морской охоте индейцев-мужчин сопровождала жен­щина-гребец, правившая лодкой. Лучшей добычей был дельфин— «тонина». Брали его гарпуном, изготовленным из китовой кости, с раздвоенным каменным наконечником. Обмазанный рыбьим клеем, он вставлялся в копье из твердых пород дерева и накрепко привязывался прочной кожаной веревкой вдвое по спирали по всей длине древ­ка. На конце его веревка свободно свисала, образуя мо­ток, крепившийся к лодке. Как только дельфин подплы­вал к лодке, стоящий на носу метал в него гарпун, и на­чинался поединок между человеком и жертвой. Гарпу­нер удерживал веревку, следуя направлению движений дельфина, а женщина на корме, маневрируя веслом, как рулем, то ускоряла, то замедляла ход лодки. Необыкно­венная ловкость и проворство были нужны, чтобы выиг­рать эту борьбу, не дать свалиться за борт гарпунеру и спасти хрупкое суденышко. Трудно понять, как женщи­на могла хладнокровно управлять лодкой в таких обстоя­тельствах.

Женщины вообще были весьма искусны в рыбной ловле. Они отыскивали на берегу ракушки, доставали со дна моллюсков и ракообразных, выходя в море на каноэ. Держа в руках короткую заостренную палку, они ныряли и отделяли ею прилепившуюся к подводным скалам до­бычу. Погружение длилось немногим более двух минут, но за это время женщины успевали наполнить емкую корзинку, прикрепленную к поясу.

Продовольственные запасы пополнялись и благодаря великому множеству птиц, водившихся в этих местах. Ма­пуче достигли высокого мастерства в отлове птиц. В прош­лом на территории страны водилась крупная птица нан­ду — американский страус. Сегодня в Чили ее уже нет. Отлавливали нанду, накидывая лассо на шею или лапы.

На птиц помельче охотились с помощью лука или ставили на них ловушки и силки из тонкой веревки. Ин­дейцы — непревзойденные стрелки из лука — могли по­разить птицу на высоте 25 метров. Так, влет отстрелива­ли лесных голубей, дроздов, чилийских скворцов, попу­гаев, водоплавающую птицу, а в случае крайней нужды охотились даже на «хоте» — чилийского ястреба, питаю­щегося падалью. Перепелок отлавливали, подманивая их посвистыванием, пока наконец они не оказывались на расстоянии, достаточном для удара палкой. Чтобы отло­вить кондора, строили корраль длиной в полтора и вы­сотой два метра. Внутрь клали тушу ламы или гуанако. Завидев ее, кондоры налетали стаей. Спрятавшиеся по­близости индейцы ждали момента, когда кондоры, насы­тившись, соберутся улетать. Но корраль был тесен и не давал птицам возможности для разбега. Тут-то их и ло­вили с помощью лассо или стреляли из лука. Другой спо­соб охоты на кондора состоял в раскладывании отравлен­ных приманок. Птицы, отведав мяса, сдобренного соком растений, содержащих наркотические вещества, впадали в одурманенное состояние и становились легкой добычей.

По берегам рек охотились на диких уток, метко бро­сая в них камни. В сезон кладки яиц все взрослое на­селение, и мужчины и женщины, выходило к поймам в? поисках гнезд в зарослях кустарников н камышей для сбора яиц. Утки откладывают много яиц, поэтому такие экспедиции были весьма успешными. Яйца употребляли сырыми, пекли на раскаленных углях или просто варили.

Индейцы, жившие на Тихоокеанском побережье, упо­требляли в пищу мясо тюленей, а также ракушковых, имевшихся там в изобилии. Собирали всевозможных мол­люсков, крабов, ракообразных и т. п. Мясо, извлеченное из ракушек, коптили и обычно отправляли во внутренние районы для обмена на сельскохозяйственные продукты. На месте же его почти всегда ели сырым.

На каноэ или надувных кожаных плотах выходили на промысел крупного морского зверя. Тюлений промысел давал отличную шкуру, мясо, жир. Лучшее время охоты; на тюленя — брачный период. В это время животные сби­ваются в стада среди прибрежных скал, и их просто за­бивали палками.

На звериных тропах к водопою устраивали западни с применением петли. Петлю маскировали так, что иду­щее по тропе животное не замечало ее: стоило ему слегка задеть веревку головой, как петля намертво стягивалась. В устройстве разного рода западней индейцы-мапуче до­стигли совершенства, основываясь на абсолютном знании образа жизни животных. След животного мог много рас­сказать индейцу. Для мапуче отпечаток следа — это и наука, и искусство идентификации. При этом они обна­руживали необычайное терпение, способность к анализу: и острую память. Выводы об образе жизни и повадках животных отличались последовательностью и логично­стью. Значение придавалось форме, размеру, глубине сле­да. По следу можно определить, шел ли зверь спокойно или бежал. Множество мельчайших деталей следа прини­малось индейцами во внимание, что позволяло безоши­бочно расшифровывать поведение прошедшего по тропе зверя. По следу определяли время, когда прошел зверь: час, сутки или несколько дней назад. В этих расчетах ин­дейцы никогда не ошибались. Они могли определить, где расположилось стадо, откуда появится, чем питалось и есть ли среди взрослых особей детеныши. Обнаружив на местности какой-либо беспорядок, например взрытое паст­бище, сломанные ветки с оставшимися на них клочьями шерсти, могли с точностью заключить, бились ли здесь самцы либо стадо преследовал человек или пума. О близости животных свидетельствовало появление хищных птиц. Если из хижины среди ночи выскакивали собаки и возвращались сытыми, охотники заключали, что непо­далеку пал какой-то зверь. По крику животного мапуче определяли, что с ним случилось, что обратило его и бег­ство. По крику птиц могли узнать, кто их потревожил.

Мапуче безошибочно определяли присутствие поблизости пумы — по следам, оставленным ею на пастбище, не только на влажной, но и на сухой земле; по примятой траве, по кружению ястребов над местом охоты хищ­ника.

Многие из упомянутых выше животных обитают и поныне, но численность их значительно сократилась. Нанду, тапир, американская вонючка совсем исчезли в Чили.

Произведенные недавно раскопки обнаружили рядом € останками человека кости мастодонтов, американской лошади, гигантского гуанако. Эти находки свидетельст­вуют о том, что в те далекие времена человек охотился на животных, значительно превосходивших его по своим размерам.