Политическая история царства Ун

Городище Пусильха располагается на запад от Ушбенки и примерно в 2-3 км восточнее границы Белиза с Гватемалой. Хотя по общемайяским меркам это был довольно скромный город (в пору расцвета он занимал площадь в 6 км² с населением около 7000 человек), Пусильха является крупнейшим известным на сегодняшний день центром цивилизации классического периода в Южном Белизе, а по числу найденных надписей она среди всех археологических памятников на территории страны уступает лишь Караколю. Городище было обнаружено в 1926 году, вскоре после открытия его посетил Э. Томпсон, который составил краткий отчет о некоторых иероглифических текстах. Между 1928 и 1930 годами руины исследовались командой археологов из Британского музея под руководством Т. Джойса. Тогда же наиболее хорошо сохранившиеся монументы из Пусильхи перевезли в Британский музей, где они и хранятся до сих пор. Несмотря на активный старт, после 1930 года раскопки были надолго приостановлены. В 1979-1980-м годах два полевых сезона в Пусильхе в рамках археологического проекта Южного Белиза провела команда Р. Левенталя, важным итогом работы которой стало составление новой карты городища. В 1989 году под руководством Г. Уолтерса и Л. Уеллера стартовал проект Пусильхи, продолжавший раскопки до 1994 года. Именно Г. Уолтерс и Л. Уеллер обнаружили иероглифическую лестницу, которая на сегодняшний день остается единственным известным памятником такого рода на территории Белиза.[i] Наконец, с 2001 по 2008 годы интенсивные исследования в городище вел археологический проект под руководством Д. Брасвелла, который впоследствии перерос в «Проект регионального взаимодействия в Толедо».[ii]

До недавнего времени иероглифические тексты из Пусильхи привлекали сравнительно мало внимания. Вскоре после открытия их помимо Э. Томпсона изучал С. Морли, но в ту эпоху ученые ограничивались, главным образом, анализом хронологической и календарной информации. В последующие годы Т. Проскурякову, Д. Маркус, Л. Шиле и других эпиграфистов интересовал, прежде всего, вопрос предполагаемых связей правителей Пусильхи с царями Копана и Киригуа. Уже в наши дни тщательное исследование надписей из Пусильхи предпринял К. Прагер, который защитил по этой теме магистерскую работу на немецком языке, а впоследствии стал автором или соавтором нескольких англоязычных публикаций.[iii] Большую главу в своем диссертационном исследовании посвятил Пусильхе также Ф. Ваньерка.

«Эмблемный иероглиф» Пусильхи, титул «Священных Унских Владык». Прорисовка К. Прагера

К. Прагеру удалось установить, что в древности Пусильха являлась столицей «Священных Унских Владык», реконструировать список местных правителей[iv] и политическую историю царства с 571 по, возможно, 798 годы. Подобно многим могущественным династиям майя, «Священные Унские Владыки» вели свое происхождение из глубокой древности. Внимание ряда исследователей привлекали надписи на стелах P и K из Пусильхи. Сами монументы были установлены в VII веке, но высеченные на них тексты включают описания событий легендарной старины. Соответствующий фрагмент стелы P сохранился плохо, но можно понять, что в день 8.2.0.0.0, 5 Ахав 8 Сак (9 февраля 81 года) в местности Чихча’ или Чихка’ состоялось некое неясное событие, в связи с которым упоминается хо’кабский владыка.[v] Аналогичный титул в VIII веке носили цари Иштуца – городища, расположенного в долине реки Долорес примерно в 30 км на северо-запад от Пусильхи.[vi] Что касается местности Чихча’, где произошло событие, то она играла в легендарной традиции майя очень важную, хотя и не вполне пока понятую, роль.[vii] Судя по надписям, найденным в Тикале, Йашчилане и Копане, Чихча’ считалась прародиной сразу нескольких царских династий, занимавших ведущее положение в классический период.[viii] Поэтому, хотя характер имевшего место в 81 году легендарного события неизвестен, можно сделать вывод, что владык Уна и расположенного сравнительно поблизости Хо’каба связывали единая традиция, похожие мифы о собственном происхождении.

Стела P из Пусильхи, тыльная сторона. Прорисовка К. Прагера

Еще больший интерес представляет надпись на тыльной стороне стелы K из Пусильхи. Она гласит, что в день 8.6.0.0.0, 10 Ахав 13 Ч’ен (18 декабря 159 года) загадочный персонаж К’инич-Йа…н, более известный в литературе под обозначением «Лиственный Ахав», отметил окончание календарного двадцатилетия установлением юбилейного монумента все в той же местности Чихча’. Примечательно, что помимо Пусильхи церемония 159 года упомянута на стелах I и 4 из Копана. Надпись стелы 4 трудна для чтения, но, кажется, речь в ней шла о коронации и взятии «черной налобной повязки» в Чихча’. Текст стелы I практически идентичен стеле K из Пусильхи: говорится об установлении К’инич-Йа…ном юбилейной стелы в местности Чихча’. Далее надпись продолжается упоминанием неясного события, которое имело место через 208 дней после церемонии и произошло в Шукуупе. Поскольку цари города Хушвинтик носили титул «Священных Шукуупских Владык», Д. Стюарт считает его формальной начальной точкой в местной истории. По предположению этого исследователя, за 208 дней К’инич-Йа…н мог совершить путешествие из Чихча’, где он получил знаки царской власти, в Шукууп, место своего правления.[ix] Так или иначе, факт упоминания церемонии 159 года на монументах из Копана и Пусильхи свидетельствует о значимости данного события в мифологической традиции. Весьма вероятно, что К’инич-Йа…н – это важный общий предок, от которого вели свое происхождение обе династии.

Стела 4 из Копана, фрагмент. Фото Л. Шиле

Темная фигура К’инич-Йа…на подводит нас более важной общей проблеме: отношения какого характера связывали правителей Уна и Шукуупа? Этот вопрос уже давно не дает покоя исследователям. Еще Т. Ганн и Э. Томпсон считали, что Киригуа и Пусильха были «колонизированы» из Копана. Позднее Д. Маркус, основываясь на предположении об идентичности переменных основных знаков в «эмблемных иероглифах» Пусильхи и Киригуа, выдвинула гипотезу, согласно которой Киригуа основали правители, эмигрировавшие из Пусильхи. На данный момент ее концепцию уже можно считать опровергнутой, так как М. Лупер и К. Прагер доказали, что цари Пусильхи и Киригуа носили разные титулы. Тем не менее, спор на этом не завершился. Т. Проскурякова обратила внимание, что «Правитель B» Пусильхи и его старший современник, одиннадцатый царь Копана, имели одинаковые имена. Данное наблюдение стало еще одним аргументом, подтверждающим существование тесных связей между двумя династиями, дало Л. Шиле и Н. Грюбе основания полагать, что Пусильха была провинцией в составе державы владык Копана или, по меньшей мере, зависела от них в политическом отношении.[x] Более того, химический анализ некоторых черепков, которые в Британском музее обозначены как найденные в Пусильхе, показал, что они происходят из Копана.

Стела I из Копана, западная сторона. Фото Л. Шиле

Именно такого рода идеи и факты вдохновили Д. Брасвелла, который перед этим работал в Копане, начать раскопки в Пусильхе с целью найти новые археологические свидетельства тесных контактов между Южным Белизом и долиной Мотагуа. Результаты проекта оказались, однако, несколько неожиданными. Тщательный эпиграфический анализ, проведенный К. Прагером, показал, что «Правитель B» Пусильхи и одиннадцатый «Священный Шукуупский Владыка» имели разных родителей, таким образом, несмотря на идентичность имен, об одном и том же человеке речь идти не может. В целом в иероглифических надписях отсутствуют какие-либо прямые свидетельства политической зависимости царей Уна от Шукуупа. В ходе раскопок команды Брасвелла в Пусильхе не найдено ни одного фрагмента керамики, который был бы выполнен в стиле характерном для Копана. Изделия в Пусильхе показывают гораздо больше общих черт с Юго-Западным Петеном, чем с Западным Гондурасом. Это породило подозрения, что обозначение Британским музеем черепков из Копана как найденных в Пусильхе – результат простой ошибки. Наиболее интенсивные торговые контакты жители царства Ун, кажется, также поддерживали с городами Петена, а не долины Мотагуа. Неудивительно, что под влиянием этих данных Д. Брасвелл и его коллеги вскоре заняли скептическую позицию и стали отрицать наличие тесных связей Пусильхи с Копаном. Однако совсем недавно списанные уж было гипотезы прошлых лет неожиданно получили новый мощный импульс. Изучение человеческих останков, найденных в элитных погребениях Пусильхи, показало, что в трех из них были захоронены чужаки, в частности хозяин «Погребения 3/1» происходил из Копана. Хотя мы не знаем обстоятельств, при которых он оказался в Пусильхе, данное открытие, кажется, подтверждает, что династии Уна и Шукуупа контактировали друг с другом и, возможно, были соединены брачными узами.[xi] Подытоживая, представляется, что истина в давнем споре должна лежать где-то посредине между крайними позициями. С одной стороны, пока не найдено надежных доказательств подчиненного положения Уна по отношению к Шукуупу. Но отрицать всякую связь между ними также рискованно. Как уже говорилось, местные цари имели общую легендарную традицию и, видимо, состояли в некоем родстве, в пользу чего свидетельствует и сходство имен. Присутствие в Пусильхе чужаков из Копана также указывает на активные политические контакты и, возможно, брачные союзы.

Стела P из Копана, западная сторона. Портрет одиннадцатого «Священного Шукуупского Владыки» К’ахк’-У’-Ти’-Чана, тезки «Правителя B» Пусильхи. Фото Л. Шиле

Давайте теперь перейдем от династического мифа к политической истории царства Ун. Археологические данные показывают, что Пусильха была заселена сравнительно поздно, примерно в конце VI века. Хотя в городище найдена горстка образцов раннеклассической керамики, подавляющее большинство изделий датируется поздним классическим периодом, тогда же началось строительство городских сооружений.[xii] Эти материальные свидетельства полностью согласуются с сообщениями письменных источников. Самым ранним известным на сегодняшний день монументом в Пусильхе принято считать стелу O. Она была установлена «Священным Унским Владыкой» К’авииль-Чан-К’иничем по случаю окончания двадцатилетия в день 9.7.0.0.0, 7 Ахав 3 К’анк’ин (7 декабря 573 года). Следующий юбилей 9.8.0.0.0, 5 Ахав 3 Ч’ен (24 августа 593 года) этот правитель отметил воздвижением стелы Q из Пусильхи. К сожалению, от его памятников сохранились лишь небольшие фрагменты, которые не содержат никакой другой исторической информации помимо календарных дат, но биографию К’авииль-Чан-К’инича можно в общих чертах восстановить на основании позднейших записей на стелах P и D из Пусильхи, сделанных по приказу его сына и преемника К’ахк’-У’-Ти’-Чана. Они включают более подробные ретроспективные описания юбилеев 573 и 593 годов. Так, на стеле P сказано, что в момент проведения церемонии в 573 году К’авииль-Чан-К’инич был «разбрасывающим курения владыкой на третьем двадцатилетии», то есть в возрасте между 40 и 60 годами, тогда как на стеле D в связи с действом 593 года уже присутствует титул «разбрасыватель курений на четвертом двадцатилетии». Следовательно, он родился между 514 и 534 годами. Также на стеле P в связи с датой 9.6.17.8.18, 2 Эц’наб 11 Сек (19 июня 571 года) сохранилась частично разрушенная фраза, содержащая глагол CH’AM, «взял». По мнению К. Прагера, изначально в этом месте надписи речь шла о взятии новым владыкой скипетра с изображением бога К’авииля, то есть об одном из главных эпизодов церемонии воцарения. Если так, то К’авииль-Чан-К’инич взошел на трон всего за два с половиной года до установления своего первого монумента.[xiii]

Стела O из Пусильхи. Прорисовка К. Прагера

Об отношениях Унского царства с соседями как в эту эпоху, так и позднее мы имеем не очень много конкретных данных. К. Прагер не исключает возможности политических и культурных связей с процветавшим в то время царством «священных особ К’анту’», столица которых располагалась в городе Хушвица’ (Караколь, ныне Западный Белиз). Он отмечает, что К’авииль-Чан-К’инич и его современник, правитель Хушвицы Йахавте’-К’инич II, дали своим юбилейным монументам одинаковые собственные имена.[xiv] Очередной намек на общность традиций с царствами в долине Мотагуа можно увидеть в том, что на стеле D К’авииль-Чан-К’инич назван «владыкой трижды по одиннадцать четырехсотлетий». Этот редкий эпитет, возможно, указывающий на вечный характер особы царя, его неподвластность законам земного времени, известен в Тикале, Наранхо, но пользовался особой популярностью в Копане и Киригуа.[xv] На той же стеле D К’авииль-Чан-К’инич носит даже более впечатляющий титул «западного калоомте’», который являлся высшим в политической иерархии майя, использовался самыми могущественными правителями и, видимо, связывал происхождение некоторых династий с временем господства Теотиуакана.[xvi] Однако, несмотря на эти громкие декларации, в действительности Ун, похоже, переживал в конце VI века непростые времена. После описания юбилейной церемонии текст стелы D продолжается сообщением, что в день 9.8.1.12.8, 2 Ламат 1 Сип (24 апреля 595 года) был разбит монумент и некий Чан-Эк’ из Йок’баха одержал в битве победу над …-К’ахк’ом, очевидно, захватив его в плен. Речь явно шла о военном конфликте, но где находился Йок’бах, кто такие Чан-Эк’ и его неудачливый противник …-К’ахк’, а главное, какое отношение к ним имело царство Ун, не вполне понятно. Важно, однако, отметить, что в тексте дважды появляется знак, который входит в «эмблемный иероглиф» правителей Альтун-Ха – крупного царства, расположенного в Северном Белизе.[xvii] Сначала он относится к действующему лицу, ответственному за разрушение стел, а затем следует после имени или титула …-К’ахк’а. В связи с этим С. Гюнтер предложил следующую реконструкцию хода событий: в 595 году войско Альтун-Ха напало на Пусильху, опустошило ее, разбило юбилейные стелы К’авииль-Чан-К’инича, но вслед за этим было разгромлено силами сопротивления.[xviii] Цари майя действительно, если и описывали собственные поражения, то лишь как пролог к последующей победе. В дальнейшем мы убедимся, что Альтун-Ха вело борьбу за доминирование в Южном Белизе, поэтому его война против Уна выглядит вполне правдоподобной. Более того, реконструкция С. Гюнтера подтверждается другим фрагментом текста стелы D, где разрушение монументов в 595 году прямо противопоставляется действиям К’ахк’-У’-Ти’-Чана, который, вероятно, повторно установил стелы отца в 647 году. Так или иначе, последствия опустошительного конфликта, видимо, были тяжелыми, ведь после 595 года в Пусильхе на протяжении 52 лет не устанавливались монументы с надписями.[xix]

Стела D из Пусильхи, тыльная сторона. Прорисовка К. Прагера

Как уже говорилось, правление К’авииль-Чан-К’инича примерно совпадает со временем возникновения Пусильхи. Кроме того, К. Прагер и его соавторы отмечают, что титул «западный калоомте’» в иероглифических текстах часто связан с основателями династий. Действительно, на монументах, например, из Копана он появляется рядом с именем К’инич-Йаш-К’ук’-Мо’, первого «Священного Шукуупского Владыки».[xx] Таким образом, есть основания считать К’авииль-Чан-К’инича основателем династии «Священных Унских Владык» и даже города на месте современной Пусильхи.[xxi] В пользу предположения, что он прибыл извне, возможно, свидетельствует также подчеркивание места его происхождения, на стеле D К’авииль-Чан-К’инич назван «человеком из Чич».[xxii] Дата смерти этого царя неизвестна, после 593 года он в надписях не упоминается. Следующие монументы в Пусильхе, стелы P и D, были установлены уже его сыном К’ахк’-У’-Ти’-Чаном в день 9.10.15.0.0, 6 Ахав 13 Мак (10 ноября 647 года). Эти памятники очень похожи и, видимо, изначально создавались как парные: на лицевых частях обеих стел изображен правитель с двумя униженными пленниками по бокам, тыльные же стороны покрыты длинными надписями. Мы имели возможность убедиться, что К’ахк’-У’-Ти’-Чан многое сделал для увековечивания памяти об отце. О себе же он, как ни странно, сообщает гораздо меньше информации, нет ясности даже относительно даты его рождения. На стеле P К’ахк’-У’-Ти’-Чан назван «разбрасывающим курения владыкой на втором двадцатилетии» и, следовательно, должен был родиться не ранее июня 608 года, в этом случае К’авииль-Чан-К’инич к тому времени еще был жив. Но следует обратить внимание, что в той же надписи окончание пятнадцатилетия 9.10.15.0.0, к которому приурочили монумент, связывается через интервальное число с более ранней датой 9.7.4.9.12, 1 Эб 10 Соц’ (27 мая 578 года). К сожалению, мы не знаем, какое событие произошло в тот день, поскольку текст в этом месте сильно разрушен, но в подобных случаях часто речь идет о рождении правителя. Эта более ранняя предполагаемая дата рождения К’ахк’-У’-Ти’-Чана выглядит предпочтительней по нескольким причинам. Во-первых, на стеле H из Пусильхи К’ахк’-У’-Ти’-Чан упомянут в связи с окончанием десятилетия 9.7.10.0.0, 6 Ахав 13 Сак (16 октября 583 года), следовательно, он уже жил в то время. Во-вторых, если К’авииль-Чан-К’инич родился не позднее 534 года, то к 608 году он достиг весьма преклонного возраста и едва ли мог произвести наследника (тем более, К’ахк’-У’-Ти’-Чан, видимо, имел еще и младшего брата).[xxiii]

Стела C из Пусильхи, лицевая сторона. Прорисовка К. Прагера. Изображенные на этом монументе божества имеют черты, характерные для бога грозы и дождя Тлалока, почитавшегося в Центральной Мексике. Как и использование К’авииль-Чан-К’иничем титула «западный калоомте’», данная сцена свидетельствует в пользу предположения, что «Священные Унские Владыки» связывали свое происхождение с Теотиуаканом.

Дата воцарения К’ахк’-У’-Ти’-Чана также неизвестна. Мы пока не знаем, кто правил в Уне во время вышеупомянутой войны 595 года: К’ахк’-У’-Ти’-Чан или его отец? Однако текст стелы D можно понять таким образом, что К’ахк’-У’-Ти’-Чан не просто прославил деяния отца, но и повторно установил разбитые врагом монументы К’авииль-Чан-К’инича (видимо, стелы O и Q) на городской площади. Этот факт, как и настойчивые апелляции к далеким предкам, в частности упоминание на стеле P легендарной прародины Чихча’, подталкивают к мысли, что на долю К’ахк’-У’-Ти’-Чана выпало возрождение Унского царства после продолжительного кризиса. В изображении пленников на лицевых сторонах стел P и D просматривается намек на победоносные войны, но, к сожалению, по причине отсутствия иероглифических подписей к этим сценам, мы ничего не знаем о происхождении узников. Напрашивается вывод, что конфликт 595 года стал лишь началом долгой череды изнурительных войн, из которой Ун в итоге вышел победителем. К 647 году К’ахк’-У’-Ти’-Чан чувствовал себя триумфатором, поэтому отметил окончание календарного пятнадцатилетия созданием собственных впечатляющих монументов и восстановлением стел отца.[xxiv]

Стела P из Пусильхи, лицевая сторона. Прорисовка К. Прагера

Дата смерти К’ахк’-У’-Ти’-Чана в источниках отсутствует, но он ненадолго пережил церемонию 647 года, так как следующие календарные торжества в день 9.11.0.0.0, 12 Ахав 8 Кех (14 октября 652 года) организовывал уже его преемник на троне Муйаль-Наах-К’ухуль-…-К’ахк’-У’-….  Единственный источник наших знаний о нем – стела H из Пусильхи. Этот монумент подобен другим стелам из городища: его лицевая сторона украшена царским портретом, а тыльная содержит длинную надпись. Текст начинается с сообщения о завершении двадцатилетия в 652 году, по случаю которого и установили стелу H. Также из надписи мы узнаем, что Муйаль-Наах-К’ухуль-…-К’ахк’-У’-… родился в день 9.7.12.6.7, 8 Маник’ 10 К’айаб (9 февраля 586 года) и, судя по этой дате, приходился К’ахк’-У’-Ти’-Чану младшим братом. В именах обоих царей присутствуют общие элементы, поэтому исследователями даже высказывалось предположение, что следует вести речь об одной и той же особе. Такая реконструкция, однако, противоречит тому факту, что на стеле Н говорится о воцарении Муйаль-Наах-К’ухуль-…-К’ахк’-У’-…. Церемония его коронации состоялась точно в день окончания двадцатилетия 9.11.0.0.0, что является очень редким совмещением событий в практике майя классического периода. К сожалению, важные фрагменты текста на стеле H повреждены эрозией, но сохранилось упоминание о захвате пленника, титул которого может читаться как Кообский или Кооц’ский владыка.[xxv] Больше о царствовании Муйаль-Наах-К’ухуль-…-К’ахк’-У’-… ничего неизвестно, но оно выдалось недолгим, ведь окончание следующего календарного двадцатилетия в день 9.12.0.0.0, 10 Ахав 8 Йашк’ин (1 июля 672 года) уже отметил новый «Священный Унский владыка, имя которого на стеле K из Пусильхи сохранилось плохо («Правитель D»). Следуя местной традиции, на лицевой стороне своего единственного монумента этот царь изображен вместе с двумя пленниками, но в иероглифическом тексте какие-либо упоминания военных конфликтов отсутствуют. Помимо описания юбилейной церемонии, много внимания на стеле K уделено событиям легендарной старины, происходившим в Чихча’, но никаких дополнительных сведений о «Правителе D» не сохранилось.[xxvi]

Стела H из Пусильхи, тыльная сторона. Прорисовка К. Прагера

После 672 года в истории Уна снова наступает период некоторой паузы, по крайней мере, окончание двадцатилетия в 692 году никак не отмечено в доступных нам сегодня источниках. Молчание было прервано в день 9.14.0.0.0, 6 Ахав 13 Муваахн (5 декабря 711 года), когда новый владыка («Правитель E») освятил в Пусильхе стелу M. Как и К’авииль-Чан-К’инич, он носил высокий титул «западного калоомте’». Биографических сведений о «Правителе E» сохранилось мало, на стеле M упоминается его мать Ти’-У’-К’ухуль-К’ук’[xxvii], но последующий текст утрачен, поэтому мы ничего не знаем о ней кроме части имени. Лицевая сторона стелы M опять-таки имеет изображения пленников, но в тексте снова нет ни слова о войне. Столь частое повторение одного и того же сюжета навело исследователей на мысль, что в данном случае мы можем иметь дело не с демонстрацией реальных пленников, захваченных тем или иным владыкой Уна, а с традиционным шаблоном и пропагандой.[xxviii]

Стела K из Пусильхи, лицевая сторона. Прорисовка К. Прагера

О времени и обстоятельствах смерти «Правителя E» ничего неизвестно. Любопытно, что его преемницей на престоле стала женщина, «Священная Унская Владычица» Иш-Ич’аахк-…-К’инич. Своих собственных монументов она не ставила или они до нас не дошли, но эту царицу упоминает на стеле E из Пусильхи ее сын и наследник …-К’ахк’-…-Чан. Воцарение женщины – редкое явление в истории майя, обычно свидетельствующее об отсутствии прямых наследников мужского пола или политическом кризисе.[xxix] Правление Иш-Ич’аахк-…-К’инич не могло быть долгим, она царствовала в какой-то момент между 711 и 731 годами. Логично предположить, что она опекала малолетнего сына и находилась у власти до достижения им совершеннолетия. Супруг Иш-Ич’аахк-…-К’инич и отец ее ребенка К’инич-Бакаас-Мо’-Лахуун-…. носил титул владыки, но династия, к которой он принадлежал, неизвестна, так как основной знак «эмблемного иероглифа» разрушен эрозией. Видимо, он происходил из славного и влиятельного рода, во всяком случае …-К’ахк’-…-Чан на стеле E называет не только своих родителей, но и деда по отцовской линии Хунеев-Чак-Муйаль-Чан-Йопаат-К’ахк’-Ти’-К’авииля. Примечательно, что имена с упоминанием бога Йопаата характерны для царей Шукуупа и соседнего Киригуа, следовательно, дед …-К’ахк’-…-Чана мог происходить из этого юго-восточного региона.[xxx] Возникает соблазн отождествить хозяина вышеупомянутого «Погребения 3/1», рожденного в Копане и с почестями похороненного в Пусильхе, с отцом …-К’ахк’-…-Чана, но для этого, конечно же, требуются более веские основания.[xxxi]

Стела E из Пусильхи, лицевая сторона. Прорисовка К. Прагера

Итак, сын царицы Иш-Ич’аахк-…-К’инич по имени …-К’ахк’-…-Чан в день 9.15.0.0.0, 4 Ахав 13 Йаш (22 августа 731 года) установил в Пусильхе очередную юбилейную стелу. Больше мы из письменных источников ничего о нем не знаем. На лицевой стороне стелы E традиционно присутствуют изображения двоих пленников, но подписи к ним разрушены, а в тексте на тыльной стороне не говорится о походах и завоеваниях.[xxxii] Возможно, это тот случай, когда на помощь эпиграфистам, изучающим надписи, приходит археология. В 2005 году в процессе раскопок пирамидальных платформ акрополя Пусильхи археологи выявили мужское «Погребение 8/4» с богатым инвентарем, состоящим из множества обсидиановых лезвий, 197 изделий из жадеита и других зеленых камней, в числе которых три жадеитовые диадемы, бывшие некогда частью царского головного убора. Также были найдены четыре пиритовых зеркала, раковины Спондилуса, в том числе покрытые резьбой фрагменты, полихромная керамика. Столь ценные подношения не оставляют сомнений в том, что удалось раскопать царскую гробницу. Но кому из владык Уна она принадлежала? К сожалению, расписная керамика сохранилась плохо, поэтому в нашем распоряжении нет иероглифических надписей, которые позволили бы надежно идентифицировать хозяина погребения. Однако специалисты приблизительно датируют находки серединой VIII века. Судя по данным монументальных текстов, в то время в Уне царствовали …-К’ахк’-…-Чан и К’ахк’-Калав. Вероятно, погребение одного из них и открыли археологи.[xxxiii]

Жадеитовые артефакты из «Погребения 8/4». Фото с сайта Археологического проекта Пусильхи. http://pages.ucsd.edu/~gbraswel/pusap.html

О К’ахк’-Калаве известно благодаря надписи на стеле F из Пусильхи, установленной в день 9.16.0.0.0, 2 Ахав 13 Сек (9 мая 751 года) и являющейся самой высокой в городище. Календарную дату этого монумента опубликовал еще С. Морли, но впоследствии он был утерян и повторно обнаружен К. Прагером в Пусильхе лишь в 2001 году.[xxxiv] Важно сказать, что К’ахк’-Калав упомянут на стеле F без титула, поэтому у исследователей остаются сомнения, можно ли считать его правителем. Так или иначе, он совершил по случаю окончания двадцатилетия традиционные обряды разбрасывания курений и установления стелы, а это признак царского статуса.[xxxv] Примечательно, что имя К’ахк’-Калава очень похоже на имя К’ахк’-Укалав-Чан-Чаахка, который в 755 году стал правителем в Са’але (Наранхо).[xxxvi] Трудно сказать, имеем ли мы здесь случай простого совпадения или свидетельство более тесных связей между двумя царствами.

Стела F из Пусильхи, лицевая сторона. Прорисовка К. Прагера

Надежных сведений о приемниках К’ахк’-Калава нет. На монументах из Пусильхи фигурируют несколько правителей, время царствования которых пока не удалось установить. Так, на стеле N упомянут «Священный Унский Владыка» К’авииль-Чан-…, а на стеле U сказано о воцарении К’ахк’-…-Ти’-Виник-К’авииля.[xxxvii] К сожалению, даты на обоих монументах слишком разрушены, хотя С. Морли связывал стелу N с окончанием двадцатилетия 9.17.0.0.0, 13 Ахав 18 Кумк’у (24 января 771 года), а на стеле U сохранились очертания даты 13 Йаш, которая может соответствовать юбилею 9.15.0.0.0.[xxxviii] На так называемом скульптурном фрагменте 3 также упомянут «Священный Унский Владыка», но ни имя, ни дата его правления не сохранились.[xxxix] Самым поздним из известных ныне монументов в Пусильхе, видимо, следует считать иероглифическую лестницу, найденную в периферийной части городища. Надпись на ней сохранилась плохо, в тексте упоминается унский владыка, но его имя невозможно прочесть. Единственная дата, 4 Ак’баль 2 Соц’[xl], дана только по Календарному кругу, таким образом, ее трудно с уверенностью привязать к абсолютной хронологии Долгого счета. Тем не менее, поскольку площадь Мохо, где был обнаружен памятник, выделяется находками очень поздней керамики, К. Прагер склонен считать, что на иероглифической лестнице записана дата, соответствующая позиции 9.18.7.10.3/4 (ночь с 26 на 27 марта 798 года). Если так, то это самая поздняя известная на сегодняшний день дата в истории царства Ун.[xli]

«Эмболемный иероглиф» Уна появляется не только в надписях, найденных в самой Пусильхе. Большой интерес представляет изящная сланцевая булава, известная по номеру в базе Д. Керра как K3409. С двух сторон она украшена изображениями, а также иероглифическим текстом, главный герой которого назван «хозяином Священного Унского Владыки». «Хозяин такого-то» – это формула, при помощи которой писцы майя перечисляли пленников, принадлежавших царю или другому знатному лицу.[xlii] Таким образом, из надписи на K3409 следует, что в какой-то момент Ун потерпел поражение в войне, а местный правитель оказался в плену. К сожалению, остается неясным, откуда происходил победитель и с кем Ун оказался в столь жестком конфликте.[xliii]

Сланцевая булава K3409, левая сторона. Фото Д. Керра

Таким образом, монументальные надписи из Пусильхи свидетельствуют, что в древности это была столица «Священных Унских Владык». Основание династии и, возможно, самого города исследователи связывают с фигурой К’авииль-Чан-К’инича, восшествие которого на трон приходится на 571 год. К. Прагеру удалось сравнительно полно восстановить унский царский список с конца VI по середину VIII веков, хотя в нем явно еще имеются пробелы и неясности. К сожалению, сохранность многих монументов оставляет желать лучшего, а историческая информация сообщается в этих текстах весьма скупо, поэтому в ряде случаев мы почти ничего не знаем о деятельности царей Уна, кроме того, что они проводили юбилейные церемонии и устанавливали стелы. Мало внимания уделялось в надписях внешней политике, отношениям Уна с соседями. Почти на всех сохранившихся стелах местные цари показаны с двумя пленниками, но именно эта настойчивость в повторении сюжета провоцирует сомнения и наводит на мысль о пропагандистском шаблоне. В тех редких случаях, когда попадаются описания военных конфликтов, в них вовлечены загадочные персонажи, не упоминаемые в других источниках (Чан-Эк’ из Йок’баха, Кообский или Кооц’ский владыка). Тем не менее, есть основания полагать, что в 595 году Пусильху разорило войско из Альтун-Ха и это послужило началом долгого кризиса, последствия которого К’ахк’-У’-Ти’-Чану удалось преодолеть лишь к 647 году. Складывается впечатление, что и в дальнейшем политическая жизнь в Уне была бурной, царство периодически сотрясали кризисы. Косвенно об этом свидетельствуют перерывы в установлении монументов, воцарение после 711 года женщины, упоминание на булаве K3409 «Священного Унского Владыки» в качестве пленника, а главное необычайно быстрая смена правителей на троне (из известных нам царей только К’авииль-Чан-К’инич успел провести две церемонии по случаю окончания календарных двадцатилетий).

Другие царства Южного Белиза, к сожалению, не удостоились упоминания на стелах из Пусильхи, однако примечательно, что на скульптурном фрагменте 17 изображен пленник, который в подписи назван бахламским владыкой. Бахлам – это родина матери одного из владык Вакаама (Ним-Ли-Пунит), поэтому логично предположить, что отношения между соседями не были радужными.[xliv]  В литературе обсуждаются гипотетические контакты Уна с важными династиями К’анту’ (Караколь) и  Са’аль (Наранхо), которые вели между собой борьбу за господство в Восточном Петене и Западном Белизе, но пока в дискуссиях на эту тему больше предположений, чем твердых фактов. Гораздо увереннее можно говорить о тесных связях с царями Шукуупа (Копан) и соседнего Киригуа. Владыки Уна, несомненно, разделяли с ними общие мифы о происхождении, использовали похожие идеологические концепции, хотя прямых свидетельств политического подчинения в надписях пока не найдено. Изображение на стеле C из Пусильхи божеств с чертами Тлалока, титул «западного калоомте’» и, возможно, необычная дата на иероглифической лестнице говорят о том, что, как и шукуупские владыки, цари Уна связывали свою генеалогию с Теотиуаканом. Остается надеяться, что будущие исследования и находки дополнят наши знания об истории Уна.