ПРОТИВОСТОЯНИЕ В АГЕНТСТВАХ

Пока оборванные, изголодавшиеся солдаты Крука брели к поселениям в Черных Холмах, МакКензи прибыл в Кэмп-Робинсон, расположенный примерно в 140 милях южнее холмов, и начал утверждать свою власть в агентствах Небраски.

В свои тридцать шесть Рэнальд Слайдел МакКензи был одним из немногих старших офицеров, хорошо знавших и понимавших индейские приемы ведения боевых действий. Он обратил их тактику молниеносных налетов и отскоков против них самих, постоянно беспокоя краснокожих стремительными, разрушительными набегами. МакКензи производил  впечатление не только внушительным перечнем боевых заслуг, но и своей личностью. Многие корреспонденты находили его интересным. Файнерти называл МакКензи “благородным образчиком прекрасных рубак, высоким, хорошо сложенным и с открытым, красивым лицом”. Он был пяти футов, девяти дюймов ростом – приличный рост для того времени – а худощавое телосложение делало его еще выше. МакКензи всегда был чисто выбрит, исключение составляли лишь  длинные усы. Его наиболее запоминающейся чертой, однако, были глаза – светло-серые, иногда мягкие, иногда пронзительные, но всегда властные.

Уроженец Нью-Йорка, МакКензи вышел из выдающейся семьи. Он стал первым в выпуске Вест-Пойнта 1862 года, вступил в армию Союза и заслужил похвалу Шеридана за руководство кампанией при Шенандоа. МакКензи получил чин бревет-бригадного генерала и занимал командную должность в течение всей Аппоматокской кампании. Генерал Грант называл МакКензи  “самым многообещающим молодым офицером в армии”.

После войны МакКензи отправили на Техасский фронтир, где 24 февраля 1871 года он принял командование Четвертой Кавалерией. Кульминацией проведенных им индейских кампаний стала победа при каньоне Пало-Дуро в 1874 году, сломившая Кайовов и Команчей.

Успехи МакКензи имели свою цену. Он заработал семь тяжелых ранений в ноги, руки и спину, потерял два пальца при осаде Питсбурга в 1864 году. Ходьба и езда верхом приносили ему сильные муки. Проведенные им кампании были спартанскими до чрезвычайности, и постоянный стресс наряду с лишениями походной жизни подорвали его здоровье. После тяжелой травмы головы 1875-го года, у МакКензи стали проявляться симптомы внутричерепной гематомы – чрезмерного скопления крови, давящей на ткани мозга. 

К тому времени, когда его перевели в Кэмп-Робинсон, МакКензи был психически неустойчив. Со скверным характером и временами неспособный мыслить логично, он убедил себя в том, что его продвижению помешали интриги среди армейского командования. МакКензи считал себя непогрешимым и не стеснялся поучать самого Шермана в военных вопросах. Шерман не любил его, а Шеридан испытывал двойственные чувства. С другой стороны, МакКензи являлся превосходным командиром, который во многом был незаменим. Поэтому генералы терпели его во времена мира и выжимали полностью все из  его талантов во время войны.  

Типичным для МакКензи было то, что, лишь только он прибыл в Кэмп-Робинсон, то сразу же забросал Шеридана множеством посланий, почти требований, которые, несмотря на их высокомерный тон, продемонстрировали широту его мысли.  Помимо всего прочего МакКензи указывал, что роту  “М” следует включить в состав тех шести подразделений Четвертой, которые направляются на север, “по причине значительного числа бывалых солдат”. Он настаивал на том, что лошадей следует перевезти в комфортных условиях, чтобы длинное путешествие по железной дороге не утомило их. Опыт с семизарядным карабином Спенсера, обретенный на равнинах Техаса, убедил МакКензи в том, что многозарядное вооружение лучше однозарядных Спрингфилдов. Узнав, что Спенсер больше не производится, МакКензи потребовал вооружить Четвертую винчестерами и снабдить седла соответственными ружейными чехлами.   “Материальное Упр. может сделать это, если не будет заниматься ерундой”.

Этот последний запрос привел в бешенство подполковника Джи. Б. Бентона, начальника Спрингфилдского арсенала, уже пострадавшего от заявлений Рино о том, что заедающие Спрингфилды внесли свою лепту в катастрофу при Литтл Бигхорне. Тесты подтвердили превосходство Спрингфилдов в дальнобойности и убойной мощи перед винчестером модели 1873-го года и карабином Спенсера модели 1866-го года, и Бентон доложил об этих результатах генералу Бенету, главе материальной службы. Бенет, вне всяких сомнений  раздраженный комментариями МакКензи, что его управление занимается  “ерундой”, поддержал Бентона, издав общий меморандум, воспринятый МакКензи, как личные нападки.

Это взаимонепонимание, второстепенное  само по себе, ярко демонстрировало, насколько может обостриться ситуация, если дело касается МакКензи. Армейское командование решило проблему, проигнорировав обе стороны.

Хотя вскоре ему предстояло быть превращенным в форт и, соответственно, расширенным, в 1876 году Кэмп-Робинсон был небольшим четырехугольником, существующим и поныне в углу Национального Парка Форт Робинсон, примерно в двадцати милях к юго-западу от города Шардона, что в Небраске. По одну сторона плац-парада выстроились дома для офицеров из необожженного кирпича, но с деревянными верандами. Напротив стоят бревенчатые казармы, квартиры для сержантов, канцелярия адъютанта и гауптвахта. Бывшая военная обитель расположена на холмистой равнине  в  миле к югу от череды утесов. Агентство Красного Облака располагалось примерно в трех милях восточнее.

Одним из первых действий, предпринятых МакКензи по прибытии в Кэмп-Робинсон, стала перепись индейцев агентства, а затем сокращение пайков.   Подсчеты показали, что в агентстве   Красного Облака состоит  4 760 индейцев, из них 1080 – взрослые мужчины.  Еще тысяча индейцев, приписанных к агентству, находились менее чем в двадцати милях от него в агентстве Пятнистого Хвоста. Это значит, что всего приписанных к агентству Красного Облака индейцев – 5 760 человек, в то время как в делопроизводстве агентов  говорилось о 11 000.

Докладывая о расхождениях в цифрах, МакКензи отметил:   “министерство внутренних дел на протяжении многих месяцев выдает продовольствие для огромного числа людей, которых нет в наличии”. Он немедленно урезал выдачу пайков, заметив при этом: “Индейцы, конечно, сильно раздражены, получив одну корову вместо двух”.

Теперь, когда армия контролировала агентства, подобные расхождения между данными, полученными от агентов, и проведенными под контролем военных переписями проявились повсюду. Генералы, скорые на руку, обвинили в продажности Индейское бюро и в первую очередь агентов, якобы набивавших карманы деньгами, вырученными от продажи на сторону излишков ежегодной ренты – продовольствия и товаров.

Вряд ли это было справедливо по отношению к агентам. За предыдущий год  большинство коррумпированных агентов были заменены честными людьми, однако раздутые подсчеты все продолжались. Причиной отчасти, как это продемонстрировали донесения конца 1875 и первой половины 1876 годов, являлось то, что правительственных пайков просто не хватало для поддержки каждой индейской семьи, если они выдавались в соответствии с установленными нормами. Агенты понимали, что голодные индейцы представляют собой опасность, и жизнь агентов часто зависела  от сытости опекаемых ими индейцев. Даже если агент не беспокоился о собственной безопасности, простые соображения гуманности заставляли его завышать цифры, чтобы избежать голода среди подопечных.

Неумышленное завышение численности индейцев в агентствах в 1875 году произошло вследствие аномальной индейской активности. В тот год, во время большого совета, когда правительство пыталось выкупить Черные Холмы, многие кочующие индейцы, не приписанные ни к одному из агентств, зарегистрировались в нескольких из них по пути на совет и   возвращаясь с него, и каждый агент включил их в свои списки. Соответственно, данные 1875 года были чрезвычайно завышены, особенно по сравнению с реальной численностью индейцев в агентствах в 1876 году, когда зимние кочевники находились вне агентств, летние кочевники покинули агентства до проведения переписи военными, а многие постоянные обитатели агентств в отчаянии покинули их.

В агентстве Красного Облака МакКензи убедился в том, что  “по крайней мере, половина, а то и больше людей, числившихся за этим агентством, отсутствовали, сражаясь с генералами Круком и Терри. На самом деле, половина отсутствует до сих пор”. Он понимал, что, несмотря на личную неприязнь между Сидящим Быком и Красным Облаком, последний симпатизировал враждебным индейцам и был  “втянут в неприятности минувшего года”. В действительности большинство отсутствовавших воинов было из групп, находившихся под прямым контролем Красного Облака.

Пока МакКензи вел борьбу с администрацией агентств, Конгресс решил немедля разрешить вопрос с  Черными Холмами.   15 августа он одобрил ультиматум, в котором говорилось о том, что индейцы больше не получат никаких пайков, если они не откажутся от неуступленных земель Монтаны и Вайоминга а также от земель Великой резервации Сиу, лежащих к западу от 103-го меридиана, куда входили и холмы.  Президент Грант назначил мирную комиссию, состоявшую из Джорджа Мэнипэнни, бывшего уполномоченного по делам индейцев; бывшего губернатора Территории Дакота Ньютона Эдмундса; епископа Генри Уиппла, одного из  христианских реформаторов, причинивших столько бед во имя цивилизации; Альберта Буна и Джареда  Дэниэлса, бывших индейских агентов; помощника Министра юстиции А.С. Гейлорда; и Генри Балиса.

Комиссионеры ехали на запад не переговариваться а диктовать, и представленные ими условия были равны американскому Версалю[1].

Согласно новым условиям Сиу получали дополнительные ассигнования размером  в миллион долларов, направленные на  поставку продовольствия.  Никакие поставки не могли использоваться для поддержки групп, вовлеченных в боевые действия. Условия дальнейших поставок припасов изложил епископ Уиппл. Во-первых, индейцы должны были отказаться от любых притязаний на территорию, обозначенную Конгрессом. Во-вторых, они должны были дать согласие на проведение по их территории трех новых железных дорог. В-третьих, получать продовольствие на реке Миссури. В-четвертых, согласиться принять план, согласно которому они смогут перейти на полное самообеспечение.

Отдельно от этих условий комиссионеры затребовали треугольник резервационной земли, лежавший к востоку от 103-го меридиана между рукавами реки Шайен. В обмен на уступчивость правительство согласилось построить школы, выделить земельные участки главам семейств, возвести дома и обеспечить субсидиями тех, кто займется сельским хозяйством.

Более того, пайки не будут выдаваться тем, кто не “работает” в белом понимании этого слова, или чьи дети не посещают школу.

Попросту выражаясь, ультиматум гласил, что индейцы должны отдать свои земли и адаптироваться к белым стандартам – иначе они обрекались на голодную смерть.

Президент Грант сомневался в способности кого-либо возделывать равнины Дакоты. В самом деле, с технологиями того времени это являлось практически непосильной задачей. Грант верил в то, что фермерство будет более успешным на западе Индейской Территории Оклахома, и проинструктировал комиссионеров предложить Сиу незанятые земли западной Оклахомы в обмен на их резервацию в Дакоте.

Индейцы, понятно, были напуганы этими условиями. Одно лишь упоминание о проживании на Миссури было немыслимо. Сиу помнили свой предыдущий опыт жизни в агентствах на Миссури в 1868-70 г.г., когда они ослабели от климата и разложились от спиртного, поставляемого из близлежащих поселений белых. В то время это явилось причиной перемещения агентства Пятнистого Хвоста в западную Небраску.

 Даже решительный обычно МакКензи беспокоился о предстоящем переселении. В прошлом году, командуя западной частью Индейской Территории, он установил, что та часть Оклахомы подходит для фермерства не лучше обеих Дакот. МакКензи был также убежден в том, что  время для этого предложения плана было избрано “не самое лучшее по моему суждению”.  Он был уверен в том, что, хотя комиссионеры “как правило, кажутся  прекрасными людьми… оно (намерение переселить их на Миссури) расстраивает умы этих индейцев”.

Тем временем команда Крука находилась на последнем  – и наихудшем – этапе своего трехмесячного испытания. Крук шел на юг к реке Белле-Фурше, где он предполагал встретить обозы с припасами из близлежащих Дэдвуда и Кастер-Сити. Поход был так тяжек, что за последующие пятнадцать лет множество его ветеранов – относительно молодых людей – умерли, либо стали полными инвалидами.

Они упорно пробирались по глинистой почве, размытой беспощадным дождем. При каждом шаге на сапоги налипало несколько фунтов грязи. Грязь забила подковы лошадей и мулов и налипла вокруг их копыт. Мулы оступались и падали, выбрасывая раненых из носилок. Лейтенант Лютвиц, которому ампутировали ногу, находился в агонии. Настроение солдат с каждым днем  становилось все хуже и хуже. Доктор Валентайн МакДжилликадди, один из хирургов, говорил о “толпе спешенных кавалеристов, мокрых до нитки… готовых на бунт”. Только всеобщее изнеможение предотвратило беспорядки.

Атмосфера была особенно скверной среди солдат Пятой Кавалерии, служивших с Круком, когда тот получил генеральские погоны. Они были убеждены в том, что Крук заработал свои звезды их кровью. Популярная застольная песня была переделана во время похода одним солдатом из ирландцев:

Да уж, на Йеллоустоне мы пережили чертовски трудные времена.

Мы совершили поход с Джорджем Роузбадским, полгода без гроша.

Почти восемнадцать сотен мы преодолели голодные, сквозь дождь и грязь.

С голыми задницами и почти без пайков, и не было возможности добыть

травы или зерна.

Друзья голодали рядом с нами, отсутствие еды было нормой.

Черт, нам приходилось есть свои седла и сапоги, но при этом кормить

погонщика и мула.

Но вам бы следовало знать, что в сражениях никто не медлил из солдат.

И не погонщик заслужил звезду Регулярной Армии, О.

Воины Неистовой Лошади все еще крались вслед за колонной, поэтому пришлось развернуть арьергард, который должен был подбирать всех отставших. Отстать, значило умереть. Арьергард почти все время был занят, поскольку многие солдаты так выбились из сил, что готовы были рискнуть ради возможности передохнуть, укрывшись в скалах и зарослях и уповая на то, что индейцы их не обнаружат. Большинство из них находил арьергард и заставлял идти вперед - иногда при помощи брани и пинков, а иногда и штыками.  Несмотря на эти усилия один из солдат был убит, покинув колонну без разрешения.

Во время перехода Крук регулярно отправлял к Шеридану курьеров с донесениями, описывающими его положение. 9 сентября, в день сражения при Слим-Бьюттс, генерал-лейтенант приказал МакКензи отправить 50 000 фунтов зерна и десятидневный запас провианта на север, в Кастер-Сити, “в самые возможные кратчайшие сроки”, используя все средства доставки, какие были под рукой. МакКензи отреагировал на этот приказ, отправив все свои транспортные средства.

Войска добрались до Белле-Фурше днем 13 сентября, и вскоре после этого начало поступать продовольствие из Дэдвуда. “Веселье, воцарившееся, когда в поле зрения появилось стадо скота, было неописуемо”, записал Шойлер. Фургоны, груженные мукой и овощами прибыли вскоре за стадом, “в сопровождении делегации от расположенных в Холмах городов, которая пришла, дабы поприветствовать армию, перенесшую столько тягот и лишений ради того, чтобы спасти их от резни”.

Индейцы сочли бы это заявление невероятным, поскольку их собственное положение было, пожалуй, гораздо хуже. Хотя Крук сумел захватить всего одну небольшую группу, его непрерывное движение вынуждало индейцев постоянно перемещаться с места на место, не давая им возможности сделать запасы на зиму и отбрасывая их все дальше и дальше в суровые горы. Индейцы ранее выжгли за собой траву, чтобы лишить пищи армейских коней, а теперь им пришлось повернуть назад и идти по опустошенному ими же краю. Их собственные лошади начали голодать. Люди также становились все более голодны, поскольку пожары разогнали бизонов и другую дичь. Индейцы назвали этот свой путь Черной Тропой из-за почерневшей от пожаров земли.

По мере начала ранней зимы дожди сменились снегом, и лошади, не будучи в состоянии разыскать ту редкую траву, которая еще оставалась, начали умирать. “Куда бы мы ни шли, вслед за нами приходили солдаты, чтобы убивать нас”, - вспоминал Черный Лось, прибавляя: “а ведь это была наша родная страна”. Многие выбились из сил и стали уходить в агентства сдаваться.

Вернемся в Агентство Красного Облака. Фантом военной мощи наконец сломил сопротивление вождей. Большинство из них согласились уступить Черные Холмы, хотя и сомнительно, что они полностью понимали весь подтекст документа, под которым поставили свои подписи. Однако вожди понимали суть предложений, касающихся реки  Миссури и Индейской Территории, и – по крайней мере на тот момент – категорически отказались уступить оставшуюся часть резервации в Дакоте в обмен на любое другое место.

Но, даже исходя  из условий правительства, Шеридан не желал улаживать взаимоотношения при помощи переговоров. Армия перенесла слишком много за прошедший год, и генерал-лейтенант обвинял штатских в правительстве. По его мнению единственным возможным решением была военная оккупация. На то время его основной заботой являлся Красное Облако, который со своими сторонниками, в конце концов, ушел из агентства и стоял лагерем на Шардон-Крик примерно в двадцати милях севернее Кэмп-Робинсона. 21 сентября Крук, Шеридан и МакКензи встретились в Форте Ларами и начали составлять планы как в пример другим наказать Красное Облако, установить полную власть над агентствами, разоружить и лишить  лошадей  всех индейцев - как враждебных, так и дружественных.

Сперва МакКензи потребует от Красного Облака незамедлительного возвращения под юрисдикцию агентства – приказ, который, как знали все три офицера, будет отвергнут. Затем, отбросив формальности, МакКензи составит письмо, рекомендующее оцепить агентства Красного Облака и Пятнистого Хвоста, вернуть силой отсутствующие группы (т.е. группу Красного Облака), изъять всех лошадей и вооружение. Это письмо будет поддержано Круком и Шериданом. Таким образом армия укрепит свою власть над агентствами. Переформированная Седьмая Кавалерия проведет ту же самую политику в агентствах, расположенных на Миссури и находящихся под юрисдикцией генерала Терри. План был претворен в жизнь с желанным эффектом, и МакКензи приготовился выступить против Красного Облака.     

Восемь рот Четвертой и Пятой Кавалерий под началом МакКензи покинули Кэмп-Робинсон на закате 22 октября. Около полуночи они встретили роту скаутов Пауни майора Фрэнка Норта, только что прибывшую из Индейской Территории. Затем объединенные силы двинулись быстрым аллюром на северо-восток и примерно к четырем часам утра достигли Шардон-Крик. Там стояли два лагеря: один под началом Красного Облака, а второй под руководством вождей Брюле Красного Листа и Быстрого Медведя. МакКензи оцепил лагерь Красного Облака, в то время как майор Джордж Гордон окружил стоянку Брюле.

На рассвете индейцев уведомили, что они окружены и должны незамедлительно сдаться. Женщины и дети попытались бежать, но наткнулись на оцепление и были вынуждены вернуться обратно. Солдаты вошли в оба лагеря и начали разоружать воинов. Женщинам было приказано пригнать достаточное количество лошадей, упаковать утварь, разобрать и упаковать типи и приготовиться к возвращению в агентства. Поначалу они отказались, но когда солдаты подожгли несколько типи, поспешили подчиниться.

Впоследствии встречу МакКензи с Красным Облаком  в разговоре с корреспондентом Джо Уэссоном, писавшим для “Alta California” описал  капитан Фредерик Мирс:

Впервые за всю его жизнь с Красным Облаком разговаривали так прямо и решительно, как генерал МакКензи… Никогда в жизни Красное Облако не был выбранен белым человеком так, как в этой беседе, и никогда прежде вождя не сбрасывали с его величественного, но обветшавшего пьедестала и  не давали понять, что он стоит перед своим повелителем… 

То было шовинистическое свидетельство, но после лета, полного унижений и поражений, армейский офицер осадил человека, который спланировал уничтожение Феттермана в 1866 году, на своих условиях заставил правительство подписать мирный договор 1868 года и более любого другого Лакоты в течение длительного времени символизировал собой индейское сопротивление.  Солдаты считали, что имеют право ликовать. Как прокомментировала шайенская “Leader”:  “Здесь это приведет к новому повороту событий, и тогда мы узнаем, кто друг, а кто враг”.

Той ночью группы Красного Облака и Красного Листа были разоружены. Крук, однако, не подчинился приказу Шеридана разоружить всех индейцев в агентстве, позволив оставшимся сохранить свое оружие и своих лошадей. Крук объяснял это так:

Другие здешние группы лояльны по отношению к нам, и разоружение их наряду с остальными столкнет белого и индейца и поставит лояльных и нелояльных в одинаковое положение.

Разрешение лояльным группам сохранить свое оружие было актом доверия со стороны властей, который, как считал Крук, должен был гарантировать  поддержку с их стороны сильней любых обещаний правительства: “Положительный эффект сразу же выразился в желании воинов из этих групп завербоваться на службу, вербовка все еще происходит… в большом количестве”. Крук был убежден в том, что частично провал летней кампании произошел из-за нехватки индейских скаутов, хорошо знавших страну, в которой  должны были действовать войска. Завербовав на службу Лакотов из агентств, он получит преимущество в планируемой им теперь зимней кампании.

Шеридан, не доверявший всем индейцам, пришел в ярость и начертал под рапортом Крука, что акция “не одобрена”. Но Чикаго находился вдали от агентств, и поставленному перед свершившимся фактом Шеридану не оставалось ничего иного, кроме как кипеть от злости.

 Окружение и разоружение двух групп наблюдали несколько членов мирной комиссии, к которым вернулось намерение отправиться с индейской делегацией на осмотр Индейской Территории, на чем, несмотря на противодействие вождей, настаивал Шеридан. Из-за влияния Красного Облака на Лакотов, комиссионеры хотели включить вождя в состав этой делегации, но получили резкий ответ от военных властей, что в настоящее время они не смогут связаться с вождем.

Быстрое развитие событий поставило Пятнистого Хвоста в неловкое положение. Генерал Крук, находившийся теперь в агентстве Красного Облака, созвал совет вождей и резко, без экивоков сообщил им, чего ожидает правительство. Красное Облако был низложен как глава двух агентств и заменен Пятнистым Хвостом, которому, несомненно, понравилась эта часть переговоров, поскольку два вождя сильно не любили друг друга.  С другой стороны теперь Пятнистый Хвост был вынужден возглавить делегацию, отправлявшуюся на Индейскую Территорию.  Это стало для него труднейшей задачей в жизни, поскольку простое упоминание Территории приводило его в ярость на первоначальных переговорах.  Однако, покорившись неизбежному и приготовившись сделать все необходимое для того, чтобы уменьшить нажим военных на его народ, Пятнистый Хвост собрал других вождей и подготовился к путешествию на юг. Впрочем,  он обговорил, что не будет делать или говорить ничего такого, что могло бы быть воспринято как согласие на переселение.