Развенчание «Черной легенды». Трезвая оценка исторической роли Испании в Латинской Америке

РОБЕРТО ФЕРНАНДЕС РЕТАМАР (Куба) — поэт и эссеист, профессор Гаванского университета, главный редактор журнала «Каса де лас Америкас» («Дом Америк»). Его прозаи­ческие и поэтические произведения переведены, на ряд языков, включая русский.

В ходе оживленных дискуссий, развернувшихся в последние годы с новой силой вокруг ла­тиноамериканской культуры, особо отмечалось исконное индоамерикан­ское и африканское наследие и наря­ду с этим указывалось на те разли­чия — или, как некоторые предпочи­тают это формулировать, на то сходство, — которые характеризуют взаимоотношение Латинской Амери­ки с Западом.

Но существует и другое наследие, которое можно назвать «промежуточ­ным», не местное и, строго говоря, не «западное»: иберийское наследие.

Действительно, многое в латино­американской культуре привнесено из Испании. И хотя это испанское влияние нельзя слишком уж преуве­личивать, его нельзя и преумень­шать, а то и вовсе не принимать во внимание.

Латиноамериканцы получили от Испании гораздо больше, нежели про­сто язык, но язык отражает своеоб­разную форму, с помощью которой передавалось иберийское наследие.

Испанский историк Рамон Менендес Пидаль, подчеркивая единство испанского языка, сказал: «Сущест­вуют, можно сказать, две разновид­ности культурного испанского языка, так же как и английского: американ­ский и английский варианты, отли­чающиеся один от другого главным образом особенностями произноше­ния».

Особенно богатые формы приняло искусство и архитектура Латинской Америки в конце XVII и в XVIII веке (см. также на следующей стр.) в результате традиций иберийской и местных культур. Слева: образец искусства «колониального» стиля – портрет вице-короля Новой Испании (Мексики), выполненный в конце XVIII века в стиле рококо. Не меньший интерес представляет церковь Ору-Прету (внизу) в бразильской провинции Минас-Жерайс. Здешние церкви славятся своей необычной пышностью (гирлянды, волюты и т.д.) и выразительностью скульптур.

Фото – Герберт-Стивенс. Изд-во Арто, Париж.

Это очевидное фонетическое различие можно рассматривать как бо­гатство языка, и, к счастью, оно не угрожает единству нашего языка, ибо «народы, вышедшие из бывшей Испанской империи, сегодня обща­ются друг с другом в гораздо боль­шей степени, чем во времена, когда они принадлежали к единому госу­дарству». Единство испанского языка таким образом удалось сохранить, а сам язык стал богаче благодаря вкладу различных регионов, в кото­рых говорят на испанском.

В других отношениях ситуация намного сложнее. Мы, испаноамериканцы, любим говорить, что мы по­томки не тех, кто остался в Испании, а тех, кто приехал в Америку и чьи дети становились уже не испанцами, а сначала креолами, и затем, смешав­шись с другими этническими группа­ми, — латиноамериканцами.

Испанская Америка начала поры­вать свои узы с разгромленной, при­шедшей в упадок Испанской империей более полутора столетий назад. Испании предстояло потерять свое последнее американское владение, Кубу, в 1898 году. Испанская Амери­ка тем временем пыталась опреде­лить свою собственную самобытность, строго различая старый и новый континенты. Это была сложная задача: определить, что отличало Испанскую Америку от метрополии, но оказалось еще труднее найти истинно латиноамериканские пути развития. В результате многие попа­лись в сети других хищных сил, буд­то, как заметил кубинский писатель Хосе Марти (1853—1895), смена хозяев была равнозначна освобождению.

Пышность барокко

Для латиноамериканского искусства и архитектуры характерно преобладание черт стиля барокко. Как отмечает кубинский писатель Алехо Карпентьер, «наше искусство всегда было барочным — от величественных скульптур доколумбово! эпохи и рисунков в майянских и ацтекских манускриптах до лучших романов современных авторов, не говоря уже о соборах и монастырях колониального периода». Барочный стиль наиболее наглядно проявляется в произведениях так называемого «колониального искусства», которое хотя и отмечено сильным влиянием Испании и Португалии, но в то же время обладает чисто латиноамериканской пышностью и красочностью. На этом развороте приведены несколько образцов богатства и разнообразия этого искусства. 1) Изображение фигуры пророка из церкви Бон-Жезус-ди-Матозиньюс в Конгоньяе-ду-Кампу (Бразилия) — работа замечательного бразильского скульптора XVIII века Алейжадинью; 2) епископский дворец в Лиме (Перу), одна из жемчужин «колониальной» архитектуры; 3) деталь интерьера церкви в бразильском городе Байя (подобная пышность орнаментальных мотивов — характерная особенность многих сооружений Латинской Америки); 4) портрет принцессы инков с букетом священных цветов в руке (XVII век); 5) свод церкви в Сантьяго-де-Помата (Перу), на котором художник-индеец изобразил орнаментальные мотивы в андалузском стиле, сложившемся в свою очередь под влиянием эпохи мавританского искусства в Испании.

(1) Фото – Служба по восстановлению памятников культуры, Сан-Паулу.	(2) Фото – Альмази, Париж.	(3) Фото – Э. Эрвитт. Магнум, Париж.
(4) Фото – Герберт-Стивенс. Изд-во Арто, Париж.		(5) Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

Готовность принять «западный» вариант была типичной для опреде­ленных испаноамериканских групп, являющихся явными сторонниками модернизации. К ней побуждало пла­чевное положение, в котором оказа­лась Испания, и та нещадная экс­плуатация, которой она подвергала новые государства. Однако к этому побуждал и тот факт, что начиная с XVI века Испанию и все испанское позорно нарекали «черной легендой», благодаря чему слово «испанское» стало отождествляться с недально­видной реакционной жестокостью. Многие испаноамериканцы отвергали в результате свое испанское наследие.

«Черная легенда» была, возможно, порождением того понятного отвра­щения к чудовищным преступлени­ям, которые совершали испанские конкистадоры на Американских кон­тинентах. Однако даже минимальное уважение к исторической истине дает основание считать, что это про­сто неверно. Конечно, преступления были, и к тому же чудовищные пре­ступления. Но в сравнении с другими преступлениями, совершенными в последующие столетия, они не более чудовищны, чем преступления дер­жав-метрополий, которые по приме­ру Испанской империи сеяли смерть и разрушение во всем мире.

АРАБЕСКИ ИНКОВ.

Купол церкви в Сантьяго-де-Помата — один из наиболее выдающихся образцов стиля «метисов» в андской архитектуре. Между орнаментальными «спицами» купола, образующими главный мотив декора (такие «спицы» — явное подражание андалузской традиции), размещены арабески и спиралеобразные геометрические узоры, типичные для индейского искусства (см. деталь внизу).

Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

В завоеваниях, осуществляемых другими западными державами, не было недостатка ни в убийствах, ни в актах разрушения. Однако следует признать, что там не было таких добропорядочных людей, как Барто­ломе де Лас Касас, защищавший права индейцев (см. «Курьер ЮНЕСКО», июль 1975), и такой поле­мики по вопросу о законности захва­тов, которую подняли некогда доми­никанцы и которая всколыхнула Испанскую империю.

Это не означает, что эта точка зрения, поддерживавшаяся незначи­тельным меньшинством, могла одер­жать верх. Но именно им удавалось отстаивать свои взгляды перед самы­ми высокими властями. Их выслуши­вали и с их идеями в какой-то мере считались.

Как заявил чилийский ученый Алехандро Липшутц, «черная леген­да» хуже, чем просто примитивна, она является злобной пропагандой. Она примитивна в силу того, что все империалистические захваты проис­ходили и продолжают происходить до сих пор в столь же ужасной фор­ме».

ПРОФИЛЬ С ПЛЮМАЖЕМ.

Голова, увенчанная пышным султаном из перьев, высечена на двери церкви в Паукарпате, неподалеку от Арекипы (Перу). Это произведение искусства колониальной эпохи, но по стилю оно весьма напоминает некоторые образцы керамики, создававшиеся еще в доколумбовы времена.

Лоретт Сежурне, мексиканский археолог, признает: «Теперь совер­шенно ясно, что систематическое об­винение испанцев играет пагубную роль в этой огромной драме, посколь­ку выделяет захват Латинской Аме­рики из всемирного контекста коло­ниализма, являющегося смертельным грехом всей Европы... Ни одна нация не повела бы себя лучше... Напротив, Испанию характеризует здесь одно важное отличие: до настоящего вре­мени она является страной, в кото­рой некогда звучали мощные голоса против акта империалистического за­хвата».

ТАЙНА СТАТУИ.

Высеченная на фасаде «Дома кающихся» в Потоси (Боливия), статуя поразительно напоминает барельефы индуистских храмов на острове Элефанта или в Канараке (Индия). Каким образом это «экзотическое» изображение попало в число украшений барочного здания в Андах — неизвестно.

Фото – Г. Гаспарини, Каракас, Венесуэла.

 «Черная легенда» была состряпана с единственной целью: дискредитиро­вать Испанию — основную европей­скую державу в XVI веке. Другие державы того времени сговорились занять ее место, и это им в конечном счете удалось. Таким образом, не кто иной, как буржуазия других коло­ниальных держав, явилась изобрета­тельницей «черной легенды».

«Черная легенда» была искусным идеологическим оружием в борьбе между колониальными державами, сопровождавшейся подъемом капита­лизма и продолжавшейся несколько столетий (хотя уже в конце XVII ве­ка ее исход был фактически решен в пользу новых колониальных дер­жав).

В любом случае важно помнить, что в Испании, как и в любой другой стране, существовали не одна, а две культуры: культура господствующего класса и народная; культура угнета­телей и угнетенных. Причем народ­ная культура была живой и подлин­ной, а именно это мы, испаноамериканцы, и отстаиваем.

Однако не многие страны столь полно осознавали эту двойственность, как Испания. Идее внешней двойст­венности (Европа — Испания) пред­стояло стать постоянной темой ис­панской философской мысли и ли­тературы, начиная с заката страны. Эта идея возникла благодаря тому, что Испания была первой среди стран, вставших на путь капиталистического развития и европейской экспансии, и благодаря тому, что Испанию впо­следствии перегнали другие страны, оставив в итоге ее позади себя в ка­питалистическом развитии, но в это развитие некогда и Испания внесла свою лепту.

Знаменитая эпитафия испанского писателя Марьяно Хосе де Ларры наиболее ярко раскрывает это. В сво­ем «Дне поминовения усопших 1836 года» он отметил: «Здесь по­коится половина Испании, павшая от рук другой ее половины».

Не удивительно поэтому, что антииспанская «черная легенда» отражает одну из многочисленных и в то же время неприемлемых форм расизма. Достаточно вспомнить лишь класси­ческое определение: «Африка начи­нается за Пиренеями», которое де­монстрирует отвращение Запада ко всему тому, что не схоже с ним, отли­чие, воплощенное в данном случае в Африке. И здесь опять традиционная Испания предстала в неверном осве­щении, наделенная оскорбительной аттестацией.

Глупой версии о том, что «вечная Испания» в течение веков находилась под игом «неверных» арабов, которых в конце концов ей удалось изгнать с Пиренейского полуострова, сохранив при этом чистоту христианской веры и заслонив Европу от «угрозы му­сульманского варварства», противо­стоит гораздо более глубокая истина: в Испании на протяжении столетий сосуществовали и плодотворно влия­ли друг на друга испанские христиа­не, арабы и евреи.

Но Испания должна была стать не только звеном, связующим христиан­ство с исламом. Она служила также и мостом между Европой и обшир­ным мусульманским миром, в кото­ром влиянию греческой, индийской и персидской культур уже подверг­лись арабы.

В таком случае правомерно ут­верждать, что не только Африка, но с таким же успехом и Азия начи­нается за Пиренеями. Наряду с дру­гими этот фактор помог воскресить угасавшую европейскую культуру.

Алехо Карпентьер любит вспоми­нать о печальной судьбе карибских индейцев, гордого и воинственного народа, пришедшего с берегов Ори­ноко к морю, которому он дал свое имя. Боевой клич этого народа был «Только карибы люди!». Но когда эти люди столкнулись с гордыми и воин­ственными испанцами, завоевывав­шими морские пространства, они обнаружили, что встретили на­род, у которого точно такой же бое­вой клич.

Но морские суда, мечи и кресты испанцев были столь же хрупки, как и стрелы, боевые кличи и каноэ або­ригенов, и они не устояли перед беспощадным развитием капитализ­ма. Испания и ее история были отброшены в сторону со всеми ее достижениями в области философии, искусства, науки, юриспруденции и техники. Даже приобщение европей­цев к Северной и Южной Америке, которому положила начало Испания, было забыто наряду с вывезенным ею из Нового Света золотом и сереб­ром — богатством, которое попало в итоге в алчные руки немецких и генуэзских банкиров, насмешливо на­зывавших гордых испанских аристо­кратов «наши индейцы».

«Тем не менее, — пишет француз­ский историк Пьер Вилар, — Испания Веласкеса еще не утеряла своего авторитета; она вдохновляла класси­ческий французский XVII век». Должны были пройти столетия, преж­де чем новые европейские державы простят Испании это превосходство. И они «простили», прибегнув к «чер­ной легенде».

Нет нужды доказывать, как близ­ка нам, испаноамериканцам, эта другая, демократическая Испания, Испания Лас Касаса и великих доми­никанцев XVI века, защищавших американских индейцев. Испания таких мыслителей, как Вивес и пос­ледователи Эразма Роттердамского в XVI веке: Сервет, Суарес, Фейхоо, Ховельянос и Бланко Уайт, — даже если некоторые из них вынуждены были продолжать свое дело в изгна­нии. Испания писателей, начавших свое творчество после того, как боль­шая часть Латинской Америки доби­лась своей независимости: Ларра, Пи-и-Маргаль, Коста Иглесиас, Кахаль и прежде всего Антонио Мача­до. Испания, чей народ породил целую плеяду американских повстан­цев.

Эта Испания дает нам возмож­ность увидеть сложное и прекрасное созвездие великих имен и произведе­ний: испаноарабское искусство, «Песнь о моем Сиде», плутовской роман, Гарсиласо де ла Вега, Тереса де Хесус, Сервантес, Хуана де ла Крус, Гонгора, Кеведо, Кальдерон, Эль Греко, Веласкес, Гойя, Унамуно, Валье-Инклан, Мачадо, Пикассо, Фалья, Лорка, Бюнюэль.

Так во имя чего же сторонники «черной легенды» пытаются внушить нам, что ужасы испанской реакции должны заставить нас забыть это, другое наше наследие? Есть ли смысл в отречении от культурной традиции только из-за того, что определенные круги в этой стране в какой-то мо­мент сошли с правильного пути? Разве может заставить нас колониа­лизм перестать восхищаться Шекспи­ром, или Вирджинией Вулф, или Бернардом Шоу? Рабле или Мальро? Пушкиным, Толстым или Достоев­ским? Гете или Брехтом? Данте или Павезе?

Право, мы горды тем, что эта, дру­гая Испания принадлежит также и нам, и мы обеднили бы себя, если б отреклись от нее.