Венесуэла

Индеец сокрушался в скорбном плаче, что волки приняли обличив людей.

Марти

Право на разграбление земель Венесуэлы под пред­логом освоения и управления ими Карл V уступил не­мецкому дому Вельзеров, перед которым у него были огромные долги, «ибо торговый дом Вельзеров в разное время ссудил много денег солдатам и конкистадо­рам»¹⁷⁰.

Немецкие имена сменяются в хрониках одно за дру­гим. Первый из конкистадоров, Амбросио Альфингер, убит стрелой, пробившей ему горло; за ним следуют Эспира, Хутен, Дорталь, Федерманн. В своей жестокос­ти по отношению к индейцам они ничем не отличались друг от друга. Жемчуг, в больших количествах до­бываемый на островах, только разжигал их аппетит. Везде они встречали пассивное сопротивление: местные жители оставляли селения и уходили в горы, поджигали посевы, кончали с собой, лишь бы не попасть в плен. Индейцы поднимались и на открытую борьбу с завоевателями под предводительством отважных людей, чьи героические свершения прославили их имена.

Остров Маргарита, воды которого изобиловали жем­чугом, стал базой конкистадоров, откуда они переправ­лялись на материк. Обитатели побережья Венесуэлы жили в мире с доминиканскими монахами. Но вот некий Васко де Гаранада бросил якорь в водах племени гуанта и захватил в плен двадцать две женщины и семнадцать мужчин, чтобы продать их в Англии. Разгневанный вождь племени отомстил за набег, напав на монастырь доминиканцев и предав смерти всех монахов. Спустя год корсар по имени Охеда снарядил корабль на острове Кубагуа и направился на берег Курианы сводить счеты. «Он был очень жесток: насиловал, убивал, гра­бил индейцев»¹⁷¹. Захваченные врасплох жители бе­жали в горы, объединились и в скором времени напали на корсара и сожгли его живьем вместе со всеми его людьми. Это случилось в 1520 году.

Горящие ненавистью индейцы, захватив оружие ев­ропейцев, которым они уже научились владеть, направились в глубь материка к расположенным южнее посе­лениям католиков, сожгли их и убили всех священно­служителей. Встревоженная случившимся, испанская администрация направила на умиротворение взбунто­вавшихся индейцев Гонсало де Окампо во главе силь­ного отряда, насчитывавшего шестьсот стрелков, сто пятьдесят лошадей и одиннадцать пушек. «Миротвор­ческая» миссия была успешно выполнена: Окампо «повесил девятерых касиков и отослал сто пятьдесят наи­более знатных правителей на Эспаньолу, дабы они ис­пользовались там на работах как рабы». Покончив с этим, он основал прекрасный город Нуэво-Толедо (Кумана). Впрочем, местные жители недолго позволили Окампо любоваться его красотой. Постоянные нападе­ния вынудили его вернуться на Эспаньолу. Там он объединил свои силы с другим подобным ему грабите­лем, и вместе они предприняли новую попытку завоевать территории индейцев.

Прежде чем высадиться на берег, испанцы захвати­ли шестерых мужчин и двух женщин, плывших на лодке. На корабле их одарили безделушками, угостили вином и отпустили на волю, надеясь, что хорошее обращение принесет свои результаты. Но вскоре к судну подошло каноэ с посланцами касика Парамаибоа, они вернули подарки и тем самым недвусмысленно дали понять ис­панцам, что им лучше не высаживаться на берег, а про­должать свой путь. «Тогда Окампо решил взять этих индейцев в плен и произвести высадку». Со всевозможными предосторожностями, глубокой ночью и в полной тишине, чтобы обмануть противника, он высадился на берег. «Захватили их врасплох и учинили жестокое по­боище... — пишет хронист Хуан де Окампо, родственник конкистадора. — Но только весьма сожалели, что не удалось схватить свирепого касика Парамаибоа, ради чего и велась эта война»¹⁷²

Они хотели покончить с касиком, потому что с по­мощью Париагуана он одиннадцать раз разрушал се­ление Гуанта, названное испанцами Эспириту-Санто. Перед лицом общей опасности оба касика решили объединиться, позабыв былую вражду.

На всех завоеванных испанцами территориях пора­бощенные индейцы с риском для жизни помогали обоим касикам вести борьбу. Аричуна, раб из лагеря Окампо, служил в доме некоего Альбениса, старого и больного, женатого на молодой женщине. Аричуна был красив, и юная испанка, полюбив его, предложила вместе бежать в лагерь Парамаибоа, но он отказался, так как долг удерживал его в стане конкистадоров, где он должен учиться обращению с европейским оружием, наблюдать за испанцами, разузнавать их секреты, которые переда­вал касику. Когда Парамаибоа решил напасть на ла­герь конкистадоров, помощь Аричуны оказалась нео­ценимой. С рассвета и до двух часов пополудни вели индейцы кровавый бой, но, понеся большие потери и поняв, что окончательной победы им не добиться, отсту­пили, «оставив испанцев в состоянии уныния. Если бы Парамаибоа, укрепив свои ряды, возобновил штурм на следующий день, победа была бы за ним». Но он не вернулся, и расправа конкистадоров не заставила себя ждать. Аричуна был схвачен вместе с четырьмя дру­гими индейцами, когда они пытались разломать заграж­дение, чтобы впустить осаждающих в лагерь. Первым из пятерых приблизился он к костру. Увидев, как он идет на смерть, его возлюбленная бросилась к нему на грудь, крича и умоляя, чтобы ее сожгли вместе с ним. «Ее унесли домой без чувств, десять дней спустя отослали в Испанию с рабами».

Париагуан в свою очередь напал на поместье Сапоара в Ансоатеги. Шесть раз подряд в одну ночь штурмовали его воины укрепления испанцев. Ужас, который поначалу вселяло в индейцев огнестрельное оружие, по прошествии двадцати лет прошел. «Вспышки при выстрелах аркебуз и мушкетов, ничуть не пугая их, толь­ко указывали им на укрытия наших». Три дня сражался Париагуан, прежде чем ему удалось завязать с против­ником рукопашный бой и ворваться в Сапоару.

Когда Париагуан захватил энкомьенду, там не оста­лось в живых ни одного испанца. Губернатор Монсальве покончил с собой, как только пали укрепления. Однако, несмотря на победу, индейцы понесли такие потери, что спустя два месяца Окампо с помощью сильной конницы и артиллерии заставил их покинуть поместье. Двое касиков — Парамаибоа и Париагуан — укрылись с ос­татками своих отрядов в лесах. «Так на долгие времена утверждена была власть Испании над обширными про­странствами королевства Новая Андалузия».