Искусство майев

Культура майев не перестает быть загадочной и высоко интересной для науки. Если раньше она полностью отождествлялась с культурой пле­мен нагуа, то в более позднее время налицо тенденция резко отделить ее от памятников и строительства плоскогорья Анагуак, на котором располо­жены Тенохтитлан, Теотихуакан и Ксочикалько. Область культуры майев южнее, это — субтропические или подлинно тропические провинции Оаха­ка, Чиапас, Юкатан в новой Мексике, затем республики Гондурас и Гвате­мала. Культуру майев называли «древним Египтом Америки»; взаимоот­ношения ее с культурой тольтеко-ацтекской Мексики сопоставляли с от­ношением «дающей» античной Эллады к «берущему» древнему Риму. Но резкое разделение культур Майи и Мексики невозможно; оно было бы методологически неправильно. Великий социологический и культурный во­дораздел лежит между Центральной и Южной Америкой, между миром Мек­сики и Майи, с одной отороны, и миром Перу — с другой. Но все же имен­но культура майев оставила нам наиболее замечательные комплексы архи­тектуры доколумбовой Америки вообще. Отсюда, очевидно, шел календарь центральноамериканских племен; здесь, возможно, были созданы наибо­лее древние произведения искусства американского материка вообще.

Древнейший центр культуры майев лежит на юге, в Гватемале и Гон­дурасе, где находятся развалины городов Тикаля и Копана. Последний — важнее. Сохранились остатки разрушенной землетрясением монументальной лестницы в девяносто ступеней. Подъемы каждой ступени покрыты иерог­лифами, которых в общем две тысячи пятьсот.

Благодаря наличию достаточно точной календарной системы, знавшей рядом с солнечным годом ^[1] и ряд других годов — современной археологии и астрономии удалось довольно точно установить основные даты истории и памятников культуры майев. «Древнее царство» ее начинается с I—II века нашей эры и кончается около 600 года. Большая стела в Копане, имеющая 3 М 52 СМ высоты, по бокам снабжена иероглифическими надписями, ука­зывающими на 472 год как на дату, когда стела (поставленная верти­кально надгробная плита) была воздвигнута. Эта огромная каменная моно­литная глыба имеет спереди изображение человеческой фигуры более про­стой и выразительной, нежели поздние «идолы» ацтеков. В Киригуа (Гва­темала) аналогичная стела имеет 3 М 48 СМ высоты и дату 546 года. Она гораздо более изукрашена, нежели стела Копана; начинающееся перегружение образа орнаментальным убором соответствует нашим наблюдениям над эволюцией древнемексиканской письменности.

Полностью нереалистичен огромный монолит в Киригуа, изображающий некое фантастическое животное, возможно, ягуара. Глыба камня, которой приданы черты зверя, имеет 1 М 46,5 СМ высоты, 4 М 42,3 СМ длины, 2 М 62 СМ ширины. Она датируется 526 годом; есть предположение, что такие монументально-фантастические каменные чудища и стелы выдви­гались майями в определенные промежутки времени, раз в пять-десять лет. В Лондоне хранится каменная фигура из «храма Мй 22» в Ко­пане. Считается, что она изображает молодого бога маиса. Она немного больше натуральной величины и относится к V веку нашей эры. Это нео­жиданно реалистический и даже изящно выполненный образ. Он имеет весьма близкую параллель в терракотовой фигурке Парижского музея Трокадеро, являющейся «свистком», по крайней мере имеющей отверстия подобно свистку. Грузный зверь из Киригуа и перегруженная орнамен­том стела оттуда же представляются доказательством неких внутренних процессов разложения искусства майев.

Особой художественной высоты достигает архитектура древнего цар­ства майев в Паленке (южная Мексика, провинция Чиапас). Здесь ряд «пирамид», искусственных насыпей той же техники, как в Теотихуакаце. Строительство з#есь шло в IV—VI веках, бывших без сомнения наиболее цветущим временем культуры майев. Известны развалины не менее сем­надцати городов майев этой эпохи. Паленке — центр обширной деятель­ности архитекторов. Глядя на эти постройки, мы с трудом верим, что они воздвигнуты без помощи железа или каких-либо приспособлений и что для транспорта огромного количества строительного материала в распоря­жении индианских строителей не было вьючных животных. Руины густо заросли тропической растительностью. Они были уже давно заброшены ко времени испанского завоевания. Кортес, проходивший со своими вой­сками неподалеку, не заметил их. Открыты они были около 1750 года. Самое имя «Паленке» (изгородь) относится к ближайшей индианской дерев­не; мы не знаем названия древнего города, развалины которого тянутся по территории не менее 40 миль и до конца не исследованы и поныне.

В этом городе обнаружены: «Дворец», стоящий на искусственной на­сыпи, с колоннами, покрытыми рельефными фигурными изображениями из штука, со следами раскраски; два двора, в одном из которых башня; подземные помещения; «храм законов» (все названия, конечно, условны), «храм солнца» и более к востоку знаменитый «храм креста», называемый так в связи с тем, что на одной из плит строения найдено было изображе­ние, состоящее из двух пересекающихся линий, по всему вероятию имею­щее отношение к четырем странам света; совершенно невероятны те «уче­ные» спекуляции, которым предавались в свое время археологи по поводу отыскания этого «символа». Самая насыпь «храма креста» вся заросла высокой травою. Реконструированный на особой модели архитектором Холмсом, «храм креста» представляется замечательной по пропорциям постройкой, имеющей базою площадь в 77 М длины и 82 М ширины. Самая «пирамида» была увенчана двухэтажным сооружением, в проемах стен стояли фигуры из терракоты. Рельефы, которыми обильно украшены руины Паленке, стилистически относятся к тому же типу, как и те памят­ники Киригуа, о которых нам приходилось упоминать выше.

Наиболее загадочным моментом культурной и художественной исто­рии майев является то обстоятельство, что около 600 года все упомянутые города южных провинций были брошены их жителями без того, чтобы были известны какие-либо следы насильственной катастрофы. Современная наука вынуждена признать наличие перерыва, приблизительно в триста пятьдесят лет между «Древним царством» майев и новым их «Ренессансом» в Юкатане, для которого американский ученый Мэсон дает даты 980—1450 гг., а немецкие историки устанавливают временные границы в XI и XIII веках. Юкатан — полуостров на северовостоке от основной области майев, весь в тропических зарослях, имеет и сейчас ряд развалин, из которых особо значительны Ушмаль, Чичен-Итца, Сайиль. Исторически важную роль играл полностью разрушенный ныне Майапан. Около 1000 года три родовых или племенных аристократических центра, Майапан, Ушмаль и Чичен-Итца заключили «конфедерацию», просуществовавшую около двухсот лет. Гражданская война между Майапаном и Чичен-Итца кончается победой первого, призвавшего на помощь тольтеков. Сближение между Юкатаном и «основной» Мексикой Анагуакского плоскогорья предопределяет многие стилистические черты сходства в архитектуре Теотихуа­кана и Чичен-Итца. Вместе с тем гегемония Майапана, опиравшегося на наемных чужеземцев, не была длительной. В XV веке под предводительством ушмальцев произошло восстание, Майапан был разрушен. Но заброшен­ными оказались и остальные города, может быть — к счастью для науки.

Испанская «конкиста», как мы упоминали уже вначале, полностью уничтожила храмы и строения «язычников»; до нас не дошло никаких следов памятников на «Мысе женщин» восточного Юкатана, где Берналь Диаз видел храм, наполненный женскими идолами. Ушмаль и Чичен-Итца были сбережены судьбой в силу их отдаленности от жилых центров.

Развалины Ушмаля расположены в пятидесяти милях от Мериды,, столицы современного Юкатана, входящего на правах штата в состав Мексиканской республики. В Ушмале налицо «дом пророка», «дом мона­хинь», «дом губернатора», «дом черепах», «дом старой женщины», «дом голубей», «кладбище». Строения эти просто несколько лучше сохранились, нежели многие развалины вокруг. Они построены из. местного известняка; строение, условно именуемое «домом пророка», является типичным «пира­мидовидным» сооружением, однако, гораздо более массивным и сложным, нежели храмовые павильоны на пирамидах Паленке или Теотихуакана. «Дом монахинь» назван так потому, что он состоит из восьмидесяти восьми небольших комнат, напоминающих «кельи»; все наружно-фасадные стены его покрыты резьбой, приобретающей совершенно причудливый вид на углах» поскольку здесь помещены стилизованные человеческие маски с огромными хоботообразными носами. «Дом монахинь» представляется типичным «пуэбло», общественным жилищем сочленов одного рода; но в Ушмале, как и в других центрах культуры майев, налицо смешение самых различных типов архитектуры и изобразительно-декоративного искусства. Культура Ушмаля представляется переходной и в силу этого — особенно интересной.

Архитектурное убранство приобрело, прежде всего, ритмичность. Во­сточный фасад «дома монахинь» представляет собою чередование трапе­цевидных площадей, образованных различным сочетанием резного орна­мента и штуковых лепных украшений. Северный фасад чередует в пра­вильных, ритмических промежутках поднимающиеся кверху декоративные фасадные выступы с плоскостными узорами, в которых иероглифика пол­ностью превратилась в беспредметный орнамент.. «Дом черепах» имеет верхний ярус, обработанный в виде вертикальных столбиков «Дом губер­натора» — самое импозантное из всех строений Ушмаля. Его нижний цо­коль, как и в «доме черепах», сложен из прекрасно отточенных каменных глыб; второй ярус исключительно богато и эффектно украшен ритмически сложным, коврового типа штуковым орнаментом, выделяющимся своею пластической четкостью. «Дом голубей» имеет целых три декоративных «фасада», поднимающихся в ритмическом чередовании над входом и яв­ляющихся ажурными каменными стенками, продолжающими настоящие стены цокольного этажа.

Ушмаль во многом выявляет влияние деревянной архитектуры на ка­менное строительство майев, как в области декорации (столбики второго яруса «дома черепах» — явное воспроизведение деревянного частокола), так и в области строительной техники. Архитектура майев совершенно не знает свода и построенной на распоре арки. Внутренность комнат «дома губернатора» производит диковинное впечатление своим сходящимся кверху, постепенно суживающимся наклоном стен, образуемым точно обточенным сочетанием камней. «Ложная арка» не имеет ни ключа «распора», ни тен­денции к выгибу. В Паленке, в коридорах так называемого «дворца», пе­рекрытие было осуществлено наклоном друг к другу навстречу деревянных или каменных монолитных брусьев. Прямолинейные, заостренные «ложные арки» архитектуры майев невольно вызывают в памяти стрельчатые арки готики, с которыми они не имеют конструктивно ничего общего. Внутрен­нее пространство домов Ушмаля ничтожно по сравнению с толщиною стен; в некоторых случаях оно не превышает трети всего занятого зданием места.

Чичен-Итца еще загадочнее и сложнее Ушмаля. Самое имя «Чичен- Итца» означает «рот источника» племени Итца. Развалины включают в себя «дом писаний», опять «дом монахинь», названный так по тем же при­чинам, как в Ушмале, «круглую башню», «красный дом», «дом щитов и ягуаров», «дом столов». Если «дом монахинь» напоминает ушмальский и по внешнему виду углов, отмеченных хоботообразными носами украшаю­щих углы масок, то «круглая башня» является единственной во всей ар­хитектуре центральной древней Америки. Внутри нее — спиральная лест­ница. Особый «замок» представляет и в Чичен-Итца тип мексиканского «теокалли». К площадке на верху искусственной пирамиды ведет лестница в 103 ступени. «Дом щитов и ягуаров» знаменит своими фресками. В них че­редуется красное, желтое, синее и коричневое; фигуры в них уже прибли­жены к тем, о которых приходилось говорить по поводу исторических сцен более новой мексиканской культуры эпохи завоевания. «Дом щитов и ягу­аров» представляется наиболее поздней постройкой Чичен-Итца.

Лабна, — с очень интересной «аркой», начинающей еле заметную курбатуру; Кевич, Чакмультун, Итцамаль — одни из древнейших центров в Юкатане и место, где находится самая большая искусственная пирами­довидная насыпь, к сожалению, лишенная каких-либо остатков архитекту­ры; Сайиль в северо-западном Юкатане, обладающий зданием с трехэтаж­ным фасадом и выдержанным ритмом опор, — все эти еще недостаточно изученные памятники свидетельствуют о несомненном расцвете архитек­туры в «новом царстве» майев. Наличие в Чичен-Итца изобразительной живописи, отсутствовавшей в Ушмале, говорит об эволюции к реализму, искусства майев о намечавшемся преодолении той орнаментально-декоративной доминанты, которая характерна была для памятников Паленке и для наружного убранства «домов монахинь» в Ушмале и самой Чичен-Итца.

Скульптурою новая культура майев беднее, нежели прежняя. Юкатан не знает монументальных стел Копана и Киригуа. В Чичен-Итца, однако, откопана еще в 1874 году чрезвычайно интересная, лежащая, опираясь на локти, мужская фигура, держащая на коленях сосуд. Своим реализмом, полным отсутствием перегружающих украшений эта фигура представляет диковинное исключение среди всего искусства Майи и Мексики. Кого изоб­ражает она? Открывшие ее видели в ней статую легендарного «Чак-Мооля», героя майев. Ее окрестили потом «богом отражений». Много оснований бы­ло для того, чтобы видеть в ней бога «активной влаги», Тлалока, владыку дождей. Чрезвычайно интересной оказывалась тогда параллель с класси­ческим искусством древней Греции, которая так же в полулежащей позе с сосудом изображала своих водных божеств. Фигура «Чак-Мооля» по са­мому своему стилю безусловно подходила бы к определению «классициз­ма». Неожиданно четкая и простая, она представляется реалистической по сравнению с тою фантастикой, которою отмечены мексиканские ацтекские «идолы». Последние исследователи (например, Сидов) считают ее «чисто декоративною» фигурою, предназначенною принимать возлияния от верую­щих при входе в храм. Это не противоречит, заметим, тому, что она со­храняет и изобразительное значение, так или иначе связанное со стихией влаги. Подобные статуи найдены не только в Чичен-Итца; их можно отне­сти к самому последнему этапу развития искусства майев, преодолевающих, возможно, тот перегруженно-декоративный стиль, который уже знаком нам.

Он полностью доминирует в рукописных рисунках сохранившихся кодексов майев, чтение которых доныне не полностью освоено (мы рас­шифровали рядом с календарем только систему цифр майев, которые, как оказывается, раньше всех народов земли выработали обозначение «нуля»). «Боги» майев со страниц их книг, листы которых складывались на подо­бие «гармоники», напоминают своим своеобразным каллиграфическим изяществом некоторые произведения японской графики. В рельефах из Менче в Лондоне торжествует полностью декоративно-условное начало, чрезвычайно близкое рядом черт искусству азиатского юго-востока, напри­мер Явы. Эти аналогии, разрабатываемые в современной науке некоторыми учеными, не означают, конечно, ни прямого заимствования, ни доказатель­ств взаимоотношений между культурами, разделенными огромным прост­ранством Тихого океана. На них стоит, однако, обратить внимание. Тож­дество стиля может быть важным указанием на аналогию социального строя и культурного уровня. Рельефы из Менче изображают сцены жертвоприношения; стоит отметить, насколько проще и реалистичнее изображена фигура, очевидно, приносящего жертву человека по сравне­нию с фигурой божества или начальника, приобретающего импозантную, но фантастическую наружность в огромном головном уборе из перьев Менее схожи с произведениями искусства майев, как древнего, так и нового царств, рельефы стел или свободно стоящих столбов из Санта-Лучия Коцумальхуапа в Гватемале. Есть все основания думать, что если не ацтеки, то какое-либо иное племя из той же группы нагуа явилось со­здателем этих огромных (хранящийся в Берлине каменный столб имеет почти 3 М высоты) рельефов, трактованных плоскостно и достаточно абстрактно изображающих сцену человеческих жертвоприношений. Племена майев были чужды тому культу крови, который оказывался характерным для ацтеков, выше всех богов своих ставивших грозного бога войны Хуитцилопохтли. Вместе с тем, у нас, конечно, нет оснований и идеализировать культуру майев, к чему склонны иные ученые и путешественники. Майи оставались народом, стоящим на ступенях варварства. Живопись на сосу­дах майев, хотя бы та сцена с филадельфийской вазы, которая изображает процессию, где некое знатное лицо несут на носилках его рабы или слуги, достаточно красноречиво показывает, что эксплоатация человека человеком достигла и здесь чрезвычайно определенных и устойчивых форм. Вазы майев, пестро украшенные, порою пластически обработанные, уступают керамическому искусству Перу; но в своей, порою кричащей цветной рас­цветке, производят сильное впечатление.

Пример письма майев

Область майев на юге и востоке примыкала к чисто мексиканской куль­туре Анагуака не непосредственно. Промежуточные области, заселенные племенами цапотеков и тотонаков, во многом совмещают в себе качества древнемексиканского искусства и искусства майев. Из области цапотеков (на юге современной Мексики) происходят многие, весьма интересные ста­туэтки, сочетающие, подобно фигурам рельефов из Менче, реализм в трак­товке лица с богатством головного убора. Эти небольшие терракотовые ста­туэтки порою отличаются высоким качеством. Гораздо ближе к искусству майев найденные на западном берегу Юкатана глиняные фигурки людей в ватном панцыре или в одежде, состоящей из кожаных кусочков, и бе­зусловно близкие к реализму. Как пример искусства тотонаков можно при­вести несколько довольно выразительных глиняных масок, вновь занимаю­щих некое среднее положение между орнаментально-декоративным и более поздним, по всем данным — реалистическим подходом к действительности.

Лучшими памятниками как тотонаков на юго-востоке Мексики, так и цапотеков на юге являются архитектурные сооружения. Пирамида Папантлы, к северу от города Халапы в области тотонаков, представляет высоко интересный вариант строения со многими отверстиями ниш, напоминающего отчасти «дом голубей» в Ушмале, но имеющего в себе, как будто, нечто «китайское» в изогнутых линиях карнизов, в общей некоей небрежности и невыверенности взаимных сочетаний нижних и верхних ярусов. Зато в области цапотеков находятся развалины Митлы, которые по формальному совершенству обработки каменных поверхностей представляют собой, воз­можно, последнее слово архитектурной культуры в Америке до Колумба. Это — «мексиканский Версаль», дворцовый комплекс, тянущийся по земле, без подъемов на пирамиды, без характера храмового или культового на­значения. Залы и портики, потолок которых (не сохранившийся) поддер­живался огромными монолитными столбами; необычайное качество убора стен каменной мозаикой (подсчитано, что для украшения стен Митлы по­требовалось около восьмидесяти тысяч отдельных резных камней); под­земные помещения; фрески (вернее, «сграфитто», — процарапанные изобра­жения) на красном цементе, — все это в совокупности придает дворцам Митлы неповторяемое своеобразие. Вся система убранства Митлы уже чисто орнаментальна. За исключением фресок-графитто (исчезающих на глазах нашей современности в силу неудовлетворительной охраны), выдержанных в декоративно-иероглифической манере старого царства майев, узоры «зала мозаик» и других помещений Митлы геометричны, строго ритмизованы и напоминают во многом орнаменты древнегреческих архаических ваз: уступ­чатый меандр, зигзаги и ромбы, наряду с мотивами плетения, лежат на стенах Митлы, организуя на плоскости подобие драгоценной ткани. Тольтеки, как и впоследствии ацтеки, знали Митлу (самое имя означает «дом мертвых» и, возможно, вскрывает назначение комплекса как некрополя); но если не местная цапотекская культура, то некое «среднее царство» культуры майев определило выдержанную красоту каменных ковров Митлы. Археология условно относит время ее создания к 1300 году.

^[1] Солнечный год имел 365 дней, 18 «месяцев» по 20 дней, к которым добавлялись ежегодно 5 «ничьих» дней, год лунный в 260 дней и год Венеры в 584 дня (этот год, высчитанный по движению наиболее яркой звезды неба, делился на периоды в 236 дней видимости планеты вечером, 90 дней, когда она не была видна вовсе, 50 дней види­мости ее утром и нового периода в 8 дней невидимости).