Искусство ацтеков
На этой основе — многообразной, но все же стилистически расположенной по линии единой эволюции, — создано искусство ацтеков-мексиканцев, с которых мы начали, как и испанцы эпохи конкисты, изучение искусства доколумбовой Америки. У Берналя Диаза мы вновь находим ценнейшие замечания очевидца о жесточайшей эксплоатации ацтеков. Испанская армия завоевателей — пятьсот человек — как известно, получила при своем вторжении в Мексику помощь со стороны соседних с Тенохтитланом туземных племен, в первую очередь от Тласкалы. Во время пребывания Кортеса в Мексике, он получал от дружественно по отношению к нему настроенных туземцев сведения об устройстве страны. По сообщениям тласкаланцев Мотекусума обладал войском в сто тысяч человек. Отбиться от него Тласкала смогла лишь с величайшим напряжением, «пользуясь ужасной ненавистью соседних племен, подчиненных Мексике и ограбленных ею». Мексиканские войска были расположены в разных провинциях, из которых каждая платит тяжкую дань золотом, серебром, перьями, драгоценными камнями, бумажными материями и особенно людьми.
Фернандо де Альмарадо Тецоцомок, один из мексико-испанских авторов XVI века, сообщает такого рода сведения о завоевании мексиканским повелителем Ахуитцотлем округа Техуантепека в 1497 году. Старцы и жители покоренной местности обращаются к завоевателю со следующим обращением: «Доблестные повелители Мексики, прекратите вашу ярость... дайте нам слово. Мы заплатим вам подать изо всего, что производится и добывается на этих берегах, а именно «чальчиутль» [нефрит] всех родов и оттенков, другие малые драгоценные камни, называемые теоксихуитль для вкрапливания в драгоценные предметы, а также много золота, кроме того, самые великолепные перья»... Жители придорожной местности Тлальманалько жаловались испанцам, что ацтеки «их то и дело сгоняли на барщину, на подвоз и перенос камней, леса, маиса, на обработку городских полей; собственными их полями завладели мексиканские храмы, а жен их и дочерей уводили насильно, не говоря уже об обычной охоте на людей для жертвоприношений». Эти жертвоприношения, совершавшиеся на верхних площадках «теокалли», составили недобрую славу древней Мексике. Статуи их божеств, изучаемые нами сейчас, в буквальном смысле слова были залиты кровью человеческих жертв. Не в какой-либо тенденциозной хронике конкистадоров, а в мексиканской рукописи, в так называемом «Кодексе Теллериано», хранящемся в Париже, сообщается, что в году «8 тростников» (1487) при окончании постройки большого храма в Тенохтитлане были принесены в жертву двадцать тысяч (!) пленников; даже если цифра и преувеличена, варварство ацтеков достаточно характеризуется этим.
Ацтеки больше всего продвинули вперед технику. Ацтеко-мексиканская архитектура, без сомнения, продолжила основные приемы архитектуры тольтеков и майев; но изобразительное искусство в таких образцах, как описанная в самом начале статуя Куатликуе, как порфировая фигура «доброго» бога Кветцалькоатля в Париже, как изумительная по сложности и совершенству технической обработки небольшая статуэтка «Ксолотля» из нефрита в Мексико, воплощает полностью стиль абстрактного фантастического декоративизма. Необычайные чудища украшают своими масками, подобно готическим химерам, сохранившиеся развалины ацтекских сооружений. Прикладное бытовое искусство ацтеков, вроде ящичка в виде ягуара, инкрустированного по дереву разноцветными материалами, столь же мало реалистично, как и более крупные фигуры божеств. Если упоминаемый выше «Чак-Мооль» из Чичен-Итца дает образ божества влаги в толковании майев (или возможно, тольтеков), то Тлалок, бог дождя, в интерпретации мексиканского искусства порою оказывается абсолютно не похож на человеческое существо: все лицо его состоит из переплетающихся змей.
И, вместе с тем, нет сомнения, что на протяжении XV и самого начала XVI века искусство ацтеков развивалось в сторону пусть еще примитивного, но все же реализма. Тот же Тлалок имеется в вариантах Достаточно человекоподобных; богиня воды Чальчиутликуе, изображенная в каменной небольшой статуе, вполне проста и по трактовке приближается к изображению какой-либо реальной фигуры «жрицы воды». Исключительно интересными по выразительности и простоте оказываются некоторые фигуры из камня и глины, обычно — небольших размеров, которые изображают рабов — печальные фигуры, сидящие в «изломанной», совсем уже не «фронтальной», позе, с наклоненной головой, порою, как на статуе из Чальчикомулы, с рогаткой на шее. Здесь, на наших глазах, исчезает фантастическая перегруженность орнаментального стиля. Реализм полностью, может быть, еще не достигнут, пропорции фигур произвольны, но по своей выразительности все эти фигуры носят черты реальности.
Наибольшее приближение к реализму и, вместе с тем, последнее по времени, достижение техники и стиля ацтекского искусства можно видеть в серии каменных «масок», изображающих человеческое лицо, порою в ритуальных целях, порою производя впечатление настоящих портретов. Этих масок сохранилось достаточно много, они связаны с рядом статуарных памятников поздней эпохи, например, с фигурой «огненного бога» в мексиканском Национальном музее. Их можно найти по всей территории бывшей страны ацтеков. Так, на юге Мексики, в Туштле, найден был «прототип» более монументальных масок в виде небольшой, но исключительно высококачественной нефритовой головки некоего «будды» (наименование, конечно, условно, но лицо напоминает азиатскую монументальную упрощенную застылость) и, как последний пример, глиняная фигурка ребенка — к сожалению разбитая, которая уже, действительно, полностью может претендовать на реализм.
Состояние искусства ацтеко-мексиканцев к моменту их гибели — примечательно. На одном полюсе торжествовала абстрактная игра орнаментальными узорными элементами; лучше всего ее можно оценить по замечательным мозаикам из перьев. Это, как и статуя божества типа Куагликуе, Кветцалькоатля, или Ксолотля, — не только определенная стадия развития искусства — орнаментально-самодовлеющая его ступень, но, без сомнения, также и искусство определенной ранне-классовой группы господ Анагуака, принципиально держащихся за традиционность форм и образов. Нет сомнения в том, что реалистические образы масок, ребенка из Туштлы представляют иной тип, являются, как и глиняная статуэтка раба из Чальчикомулы, продуктами иных общественных прослоек, города и села. Мексиканское искусство было насильственно оборвано в своем развитии в очень интересный момент его внутреннего роста и, возможно, предстоявшего кризиса всей культуры. Мы неизбежно начинаем чувствовать резкие непримиримые противоречия в искусстве древней Мексики. И так как всякая противоречивость в искусстве отражает противоречия классовой действительности, то диаметральная противоположность реалистических и фантастикоидеалистических черт в искусстве древней Мексики указывает на приближение катастроф, предстоящих всей культуре ацтеков. Основная беда последней состояла, конечно, в том, что она не сумела подняться на высшую ступень своего «варварства», где последнее становится уже цивилизацией.