Структура семьи и семейные отношения

Семья мапуче представляла собой социальный эле­мент, крайне важный для гармонического сосуществова­ния и солидарности членов сообщества. Поведение в семье подчинялось строгим правилам, и подрастающее поколе­ние воспитывалось в духе их неукоснительного соблю­дения.

Членов семьи индейца в большей мере объединяет религия. Религиозные установки, можно сказать, домини­руют над всеми остальными. Мапуче верили, что счастье умершего на том свете зависит не от его поведения в зем­ной жизни, а от того почтения, которое оказывают ему его потомки. Поэтому каждая семья должна была забо­титься о том, чтобы ее потомство не иссякало и чтобы всегда существовал хотя бы один потомок ее крови, ко­торый совершал бы жертвоприношения и ритуальные обряды во имя сохранности могил, памяти предков и их вечного бытия в загробном мире.

Отсутствие детей в семье считалось несчастьем, так как прекратившийся род — это прекратившийся культ, который обрекает предков на нищету и забвение. Беспло­дие давало основание для замены виновного. Женщина в этом случае получала развод. Если виновником был мужчина, его заменял брат или другой родственник, и дети считались детьми законного супруга. Таким обра­зом поддерживалась гарантия того, что почитание духов умерших не исчезнет.

Рождение дочери не отвечало требованиям сохранения рода: выйдя замуж, она переходила из семьи отца в семью мужа. Поэтому было желательно рождение сына, по­скольку только через мужчин передавались от одного поколения к другому традиции священных погребальных обрядов. Предкам было необходимо, чтобы семья была вечной; на этом покоился исходный принцип семейного права мапуче.

Семья мапуче — это общественная ячейка гораздо бо­лее крупная, чем современная семья. Она включала всех, кто произошел от одного общего предка, и умножалась за счет полигамии, похищения женщин и захвата плен­ных.

Семья в своей основе была патриархальной. Она со­стояла из отца, который был главой семьи, его жен и детей. Все они жили в отдельной хижине. Несколько ря­дом стоящих хижин составляли семейное селение, где жили братья и более дальние родственники, создавшие новую семью.

Мужчина мог взять в жены столько женщин, сколько был в состоянии содержать. Считалось престижным иметь много жен, так как это показывало, что мужчина могу­ществен, способен содержать семью и обладает мужской силой. Были, например, касики, имевшие двадцать жен, но обычно их количество не превышало пяти. Эта полига­мия, помимо биологических причин, объяснялась и соци­альными. Из-за войн, межродовой вражды женщин было больше, чем мужчин. Таким образом, система полигамии была одним из средств поддержания уровня мужского населения. С другой стороны, захват женщин у врага был немаловажным способом увеличения числа супружеских пар. Кроме того, это диктовалось соображениями эконо­мического характера, так как женщина была далеко но обузой, а основным элементом производства. Она осуще­ствляла все сельскохозяйственные работы, исполняла домашние обязанности, на нее возлагалось ткачество, гон­чарное ремесло, плетение корзин, приготовление напит­ков и пищи, уход за животными и т. д., а также воспита­ние потомства. Таким образом, женщина была опорой со­общества.

Первая жена была истинной хозяйкой домашнего очага, ей подчинялись все остальные жены. Когда уми­рал муж, она оставалась свободной, остальные распреде­ляли между собой детей. Пленницы были наложницами, они относились к низшему «семейному рангу», прирав­нивались к служанкам. Однако никакая женщина не была для индейца тем «объектом», при помощи которого он мог разрядить свое настроение. Мужчина всегда обращался с женщиной уважительно, что частично компенсировало ее социальную ущемленность.

Замужние женщины редко изменяли мужьям как из страха наказания (часто это была смерть, если заста­вали на месте преступления), так и потому, что женщина-мапуче питала неподдельное уважение к своему мужу. В тех случаях, когда это все-таки происходило, можно было прийти к соглашению с ее сообщником, вручив тому изменницу в обмен на компенсацию, которая почти всег­да выражалась в определенном количестве лам. Из этого вытекает, что супружеская неверность была не наруше­нием предписаний морали, а нарушением права хозяина единолично пользоваться тем, что он приобрел. Поэтому не считалось дурным, если мужчина одалживал кому-то одну из своих жен, то есть распоряжался своим имущест­вом так, как ему казалось лучше. По тем же мотивам отец позволял своим незамужним дочерям пользоваться полной свободой в отношениях с мужчинами: им неко­го было почитать, не от кого было чувствовать зависи­мость.

Во время родов женщина считалась «нечистой» и дол­жна была удаляться в хижину на некотором расстоянии от дома. Когда рождался ребенок, она мылась в реке или ручье и лишь после этого могла вернуться в общий дом. В момент появления на свет ребенка около роженицы почти всегда находилась одна из родственниц. После ро­дов мать почти немедленно вставала и приступала к сво­им обязанностям, как если бы ничего не произошло. Но­ворожденных помещали в колыбель, «купелуэ». В ней ребенку было удобно, и он крайне редко проявлял бес­покойство. При помощи купелуэ ребенка было легко пе­ремещать, переносить на спине, закрепив ремнями за шею и голову матери. Новорожденные, которые сосали грудь, назывались «гуагуа», от месяца и старше до тех пор, пока они ползали, — «пенем» (если младенец был женского пола) и «уинельканту» (мужского пола); «ульча» — де­вочка и «уитренканту» — мальчик, когда они начинали ходить; потом, когда дети уже были способны что-то де­лать, их называли «уэни»; «гуайна» — женщина или муж­чина, которые работают; «курэ» — старик или старуха, готовящиеся отбыть в лучший мир.

После отлучения от груди ребенку начинали давать твердую пищу, которая состояла из поджаренной муки, овощных супов и измельченного мяса. Его одежда состоя­ла из рубашечки и маленького пончо по росту. Родители не проявляли о ребенке особого беспокойства, следя толь­ко за тем, чтобы он был чистым. Об этом заботилась ка­кая-либо из женщин, находившихся поблизости и в слу­чае необходимости всегда готовая помочь ребенку.

Через несколько дней после рождения ребенка кто- либо из соседей по соглашению с отцом выбирал имя, ко­торое будет носить ребенок. Такой «крестный отец» яв­лялся с курицей, гуанако или оленем «пюсу», чтобы при­нести их в жертву по случаю этого события и устроить семейный пир.

В первые годы жизни ребенок играл с другими деть­ми, подражая действиям взрослых, помогал матери раз­водить огонь; играл в кругу в «пэукотон», спал с бабуш­кой. У ребенка почти всегда были ходули, чтобы переби­раться через лужи или болотца. Став старше, в отрочест­ве, мальчик пас скотину, заготавливал впрок дрова,, охранял посевы, отпугивая птиц, часто участвовал в со­стязании «лонкотун». Девочки пряли шерсть, ткали на маленьких станках, присматривали за младшими, помо­гали старшим, чем могли.

Юношами индейцы учились красноречию, принимать гонцов, сопровождали отцов на охоту и т. п. Достигнув зрелого возраста, мужчины и женщины после церемонии инициации в полной мере становились активными чле­нами сообщества.

Иидеец-мапуче верил, что не имеет прямого отноше­ния к зачатию ребенка. Для него ребенок был воплоще­нием одного из предков, который возродился в чреве его жены для того, чтобы они его воспитывали и сделали из него полезного члена сообщества. Отсюда требова­ние, чтобы женщина имела семью; в этом случае у мапуче было много потомков, которые почитали умер­ших.

Такая система организации семьи, отодвигая на вто­рой план сыновние чувства, порождала взамен сильное чувство уважения и любви к сообществу; через семью коллективная воля управляла действиями людей; ей под­чинялись как абсолютной власти. Все работы благодаря этому производились дружно, каждый работал для семьи и для племени.

Понятно, что женщина не наследовала отцу, потому что она не являлась носительницей фамильного культа, тем более что после брака, покинув свой собственный род, она вступала в род своего мужа и приносила жертвы его предкам. После кончины матери ее младшие дети уходили в хижину бабушки, а если таковой не было, к од­ной из жен главы семьи.

Особенно глубоким уважением пользовались старые женщины, так как они были связующими звеньями меж­ду единокровными семейными группами, составлявшими племя. Считалось большой заслугой дожить до такого преклонного возраста, потому что это означало обладание обширным знанием жизни, а также доброе намерение богов сохранить ее на благо реуэ, чтобы ее добрые советы служили его процветанию и благосостоянию.

В семье различали деда, отца, сына и внука. У мапуче не было обозначения для прадедушек, их почитали как прародителей. Братья, сестры и двоюродные братья и се­стры составляли другую иерархическую линию. Все иные родственные узы не имели значения в семье, хотя име­лись специальные обозначения даже для очень далеких степеней родства.

Когда мужчина или женщина старели и удалялись от активной деятельности, когда они уже не могли участво­вать ни в войне, ни в ведении хозяйства, им строили хи­жину, о них заботилась вся община. Поэтому им не был знаком страх перед теми опасностями, которые угрожают старикам в капиталистическом обществе. Угроза бедно­сти, болезни и одиночества не нависала над ними, ибо они честно выполнили свою миссию в жизни. Вся их преды­дущая жизнь, их труд давали им право прожить послед­ние годы окруженными заботой, в спокойствии и безопас­ности.

Старики выполняли легкую работу, помогая поддер­живать огонь, приносить дрова, готовить пищу. Они учи­ли детей держать в руках оружие и музыкальные ин­струменты, готовить пищу и плести корзины. Наиболее уважаемые из них участвовали в советах старейших, что­бы предотвращать ссоры и разрешать личные и семейные конфликты, то есть вершить суд в делах, имевших наи­большее значение для будущего племени. Женщины сле­дили за младшими, пряли, поддерживали чистоту в доме. Жизнь их текла спокойно у домашнего очага. Иногда им приходилось терпеть шутки, насмешки, непочтительность и непослушание со стороны младших. Однако родители делали детям суровые внушения и подвергали их нака­заниям за подобное неуважение к людям, которые уже завершали свой путь к той обители, где они могли про­бить счастья для реуэ.

Таким образом, у мапуче не было лишних людей; каждый объединял свою судьбу с судьбой всего сообще­ства, на службу которому он отдавал все способности до последнего предела, до того момента, когда его покидали силы, пока он не уходил, чтобы вернуться духом-покровителем семьи. Реуэ, следовательно, представляло собой объединение семей, связанных трудовыми отношениями и родственными узами, которые укрепляли единство всей социальной организации мапуче.

Семейные отношения мапуче таковы, что не могут вы­звать неблагоприятного суждения об их интимной жиз­ни. Они нежны и ласковы с детьми, любезны и внима­тельны в общении друг с другом. При встрече в пути после приветствий, узнав, что следуют в одном направ­лении, сопровождают спутника до конца, деля друг с дру­гом свои дорожные запасы, «кокави». Гостю, а также чужому, просящему пристанища, оказывают особое вни­мание, стараясь угодить и отдавая все лучшее, что имеют. Гостя слушают с интересом, не допускают насмешек над ним, расспрашивают о родственниках, скоте, о личных и семейных делах.

Отношения между мужчиной и женщиной строятся на основе взаимности, но в рамках древних обычаев. Пре­восходство мужчины основывается не на сексуальном преимуществе, а на издавна существующем и неизменном представлении о таком превосходстве. Женщина испол­няет свои обязанности, будучи убеждена в том, что такое поведение указано предками и она должна достойно пред­ставлять и своего мужа, и свою группу и что нарушение этого правила влечет за собой роковые последствия для всего сообщества. Ее повиновение мужу является не безропотным подчинением ему во всем, но сознательным исполнением воли предков, установивших именно такие отношения в семье. Поэтому женщины признают и под­держивают этот порядок, изменить который им не дано. Такое подчинение кажется нам чем-то вроде насилия, гнета. В действительности же это вполне осознанное ис­полнение традиционных предписаний, нарушение кото­рых просто невозможно, ибо это может обидеть и оскор­бить духов-покровителей.

В поездках жена сопровождает мужа. Она следует за ним, как это предписывает обычай, неся часть ноши. Здесь ее роль вполне определенна — выказать уважение и почтение к порядку, указанному богами со дня сотво­рения мира. Необходимость подобного поведения вовсе не ущемляет женщину как личность: она сознательно, ответственно выполняет обязанность, предназначенную ей свыше. Сознание долга помогает ей быть сильной, выносливой, поддерживая волю и способность противо­стоять любым невзгодам, проявлять мужество в чрезвы­чайных обстоятельствах, что — мы писали об этом — не раз подтверждалось в противостоянии испанским завое­вателям.

Мужчина, муж также не безразличен к женщине, к жене. Беспокойство за нее он проявляет постоянно и в случае необходимости решительно встает на ее защиту. Муж всегда готов помочь жене и не покидает ее ни при каких обстоятельствах. Единственно неверность или гру­бое нарушение ею обычаев могут послужить причиной разрыва супружеских отношений.

Брак для мапуче — это не только союз сердец. Они придают ему общественный характер, ибо он выражает единство взглядов, что, конечно, не исключает внутрисе­мейных раздоров.

Для матери нечто совсем особое — сын. Ему предна­значаются самые большие ее заботы. После воплощения в нем в определенном возрасте духа предка сын делается предметом еще большей любви и нежности, став почти священным. Его не наказывают сурово, но настойчиво и энергично направляют его действия и дают советы, как избежать повторения ошибок или непослушания. Как то­варищ, сын сопровождает мать в гости, в пути он ей по­мощник.

Часто можно услышать, будто отец-индеец мало при­вязан и даже безразличен к своей семье. Подобное утвер­ждение — глубокое заблуждение. Наоборот, дети, потом­ки— это самое ценное для индейца, и все его устремле­ния и заботы на протяжении его жизни направлены на формирование и воспитание потомства в должном направ­лении. Способность приносить себя в жертву, поддержи­вая свое потомство, не знает пределов как со стороны матери, так и отца.

Родители-мапуче видят в своем сыне не просто про­должателя рода: его основное предназначение — способ­ствовать выживанию сообщества в целом. Это и опреде­ляло систему воспитания, включавшую как моральные, так и физические методы воздействия.

Дети уважают родителей за их заботу о благополу­чии всего коллектива и подчиняются их воле и власти не только из чувства сыновней любви: детям внушают, что действия родителей всегда направлены на укрепление всего родственного клана.

Ошибки исправляются наказанием, цель которого — вызвать не страх перед болью, а угрызения совести и рас­каяние за содеянное. Таким образом проявляется стремление родителей оградить детей от ошибок, защи­тить их даже тогда, когда Они уже выросли и стали само­стоятельными.

Постоянно поддерживая и развивая живую родствен­ную связь, индейцы тем самым укрепляют единство эт­нической группы, общность ее интересов, что способствует и выживанию, и сохранению созданной предками куль­туры.

Говорят, что мапуче груб, невосприимчив к тонким чувствам. Его суровая внешность способствует утвержде­нию этой мысли. Создается впечатление, что мапуче всегда серьезен, мало смеется, не шутит и не реагирует на юмор — образ человека не слишком жизнерадостного. Но впечатление это поверхностно, обманчиво и не отра­жает внутреннего психического состояния индейца. О его характере мы обычно судим по свидетельствам со­циологов, изучавших поведение индейцев в общении с людьми, ему посторонними. Но жизнь индейцев в сооб­ществе — это нечто совершенно противоположное. Здесь, в привычной обстановке, где нет наблюдателей, нет пред­взятых свидетелей свободного выражения его характера, индеец предстает обладающим способностью любить, ра­ботать, чувствовать и воспринимать происходящее так же, как и любой другой человек.

Поведение индейца вне своего сообщества и внешнее выражение чувств дружбы весьма отличаются от поведе­ния и выражения этих чувств внутри него. Социологи констатируют, что нет ничего труднее, чем разгадать ин­дейца. И говорится это не без оснований: мапуче недовер­чив и подозрителен до тех пор, пока не убедится в искрен­ности и честности намерений того, с кем имеет дело. Толь­ко после этого он раскрывается душой, обнаруживает чувст­ва глубокого понимания и солидарности. Мапуче госте­приимен, готов отдать другу, если это необходимо, все, что имеет. Он верный товарищ, он органически разделяет волнения и заботы членов реуэ, печалится и радуется вместе со всеми.

С должным уважением относится мапуче к кровному родству, которое обычаем весьма детально классифициро­вано по различным степеням. Приводимая ниже краткая схема дает представление о категории ближайшего род­ства:

глава семьи «feta»………… жена  «cure»

его отец «chau» ………… его мать «пике»

дед по отцу «1ок» ………… бабка            но отцу «кики»

дед по матери «cheche» ………… бабка по матери «chuchu»

сын «fotem» ………… дочь            «nahue»

внук «laku» ………… внучка «checho»

брат «peni» ………… сестра «lamnen».

Эта схема применима до четвертого поколения, каждое из которых отличается от другого наличием разных пред­ков, положивших начало поколению, что и определяет степень кровного родства. То же самое происходит и в отношении свойства — родство по браку — у мужа:

тесть «chokun» ………… теща       «llalla»

зять «nahuenillan» ………… сноха «pullmo»

шурин «kempullem» ………… золовка «fulka»

муж золовки «kempu» ………… свояченица «kerum»

и т. д.

Со стороны жены, как по боковому родству, так и по свойству, список родственников также впечатляющ и су­ществует такая же строгая классификация. Этих приме­ров, думается, достаточно для того, чтобы иметь хотя бы приблизительное представление о высокой степени разветвленности родственных и семейных связей, которые способствуют устойчивости групповых, родовых и племен­ных связей мапуче, а также концепции общности проис­хождения. В рамках непосредственных родственных свя­зей может быть сгруппировано более 100 родственников, семьи которых в целом и составляют общину.

Отмечено, что в прошлом прямое родство, или по вер­тикали, было ограничено тремя поколениями, тогда как по боковой, или горизонтальной, линии оно было весьма обширным. Это объясняется тем, что средняя продолжи­тельность жизни мапуче на стадии примитивного развития, согласно научным исследованиям, была небольшой: где-то между 30 и 35 годами. В столь короткий период жизни при более или менее нормальных условиях суще­ствования могут возникнуть предельно три поколения: родители, дети, внуки. Эти три поколения давали начало возникновению последующих родственных связей. Для прадедов и других отдаленных предков не было — нет и сейчас — определенных имен, а именовались они просто «предки», даже если были еще живы.

Другое дело — родственники по боковой линии. Пере­чень их имен поистине удивителен: он включает всех родственников, происходящих от сыновей, братьев, золо­вок, снох, шуринов, деверей, племянников в различных степенях их свойства. Вместе они образуют семейную группу, входящую в реуэ, которое возникло на базе раз­вития именно таких родственных связей.

Мы уже касались степени проявления дружбы у ма­пуче. Степень эта в зависимости от обстоятельств возник­новения дружбы имеет в каждом случае свое название. Традиционно проявление дружеских чувств ограничено рамками социальных связей, которые, как правило, не выходят за пределы семьи, то есть круга кровных родст­венников, либо племенной группы. Как уже отмечалось, вне сообщества мапуче подозрителен и насторожен, по­этому установление дружеских отношений с чужими — дело трудное, осложненное к тому же точным исполне­нием правил, определяющих дружеские отношения. Так, «катру» — это церемония обмена подарками, а возникаю­щие из нее отношения—«катрууэн». Отношения между людьми, совершившими церемонию возлияния хмельно­го напитка, именуются «кау». Дружба, освященная обме­ном подарков в виде чуэкас, пончо, лассо и т. д., — «трафкин». Было бы слишком долго перечислять все виды про­явления дружеских отношений, порождаемых различны­ми мотивами, ибо в каждом случае акт дружбы и регла­ментируется, и соответственно называется по-разному, отметим только, что возникшие отношения обязывают к взаимной ответственности, без которой дружбы быть не может.

Нередко мапуче имеет до 30 и более друзей. Считает­ся, что эта дружба является естественным следствием различных действий, указывающих на обстоятельства, в которых дружба возникла, и регламентирующих обхожде­ние, которое должно быть между людьми, ставшими друзьями именно в таких, а не в каких-либо других об­стоятельствах. В сложных категориях дружбы мы встре­чаем и вид породнения, называемый социологами «мисти­ческим родством». Родство это, разумеется, воображаемое, но у мапуче очень глубокое: основой его является, конеч­но, не генетическое, родственное происхождение, но стой­кая духовная близость.

Приветствие мапуче одинаково для любого времени дня. Утром, днем, вечером мапуче при встрече говорят «мари-мари» (или «мушкай» в некоторых местностях). Лишь приветствуя друга, можно добавить к «мари-мари» существительное, обозначающее категорию1 дружеских отношений, например «mari-mari catru».

Женщина не употребляет имен сына, дочери, брата, внука и т. д., а, обращаясь к ним, называет их «рожден­ные». Двоюродных братьев она называет по имени, а пле­мянников со стороны брата «палу»; обращение к посто­роннему мужчине — «мальо». Обращаясь друг к другу, родственники указывают на степень родства: «ты, шурин», «ты, кузен», «ты, брат» и т. д.