В гостях у Монтесумы

Прибытие в прекрасную столицу ацтеков. — Торжественная , встреча. — Радушие Монте­сумы. — «Будьте как дома у своих братьев!» — Конкистадоры — потомки Кецалькоатля. — «... есть лишь один истинный бог!..» — В храме бога войны. — Человеческие жертвоприношения

Переночевав в Истапалапане, где ему был оказан царский прием, Кортес со своим войском ранним утром 8 ноября 1519 года выступил по направлению к Теночтитлану.

Сквозь белесый туман, окутывавший озеро, мерцали лишь священные огни алтарей бесчисленных храмов, пока, наконец, солнце не рассеяло туман и перед взо­рами испанцев не возник во всей своей красе так при­влекавший их город.

По словам хрониста Берналя Диаса, перед ними словно ожила сказочная картина из рыцарского романа Амадиса Галлийского. Эта книга, как и другие описа­ния рыцарских приключений, пользовалась в то время в Испании большой популярностью; подобные сочинения были так переполнены всяческими небылицами, что ве­ликому Сервантесу вскоре довелось высмеять их в своем «Дон Кихоте». Однако все эти вымышленные приключе­ния и картины вряд ли могли состязаться с истинными приключениями конкистадоров и с грандиозной карти­ной, которая в то утро предстала перед ними.

Воинам казалось, что они уже владеют этой страной и ее богатыми городами. Их прежние опасения развея­лись как утренний туман. Они были готовы ко всему и уверенно шагали навстречу близкой победе.

Кортес с горсткой кавалеристов ехал во главе ко­лонны. За ними следовали пехота, загоревшая под лучами тропического солнца, и индейцы с поклажей. Ко­лонну замыкали воины-тласкальцы. Всего было около семи тысяч человек, из них испанцев — немногим более четырехсот.

Встреча двух миров, двух цивилизаций (со старинного рисунка)

 

«А мы — кучка из четырехсот пятидесяти человек, затерянные среди этого моря чужих народов!.. Да, были ли когда-нибудь мужи, бросившиеся столь же отважно в подобную авантюру!» — писал старый солдат Берналь Диас.

Некоторое время колонна двигалась по перешейку, отделявшему озеро Тескоко от озера Шочимилко, затем она свернула на широкую, прямую, как стрела, дамбу длиной в несколько миль, которая вела через соленые воды Тескоко прямо к воротам Теночтитлана и там пере­ходила в основную магистраль столицы.

В город вели еще две такие же дамбы, перегорожен­ные укреплениями — стенами с воротами и подъемными мостами. По обе стороны дамб над водой возвышались небольшие города и селения на сваях, плавучие сады на плотах, покрытых тонким слоем почвы.

Когда испанцы подошли к месту скрещения главной дамбы с меньшей, где в полулиге от города находились укрепления Холоки — каменные стены и башни, сыграв­шие впоследствии большую роль в сражениях, путь им преградила огромная процессия: то были ацтекские сановники, вышедшие из города навстречу испанцам. Историк Саагун подробно описывает их роскошные одежды: хлопчатобумажные пояса на бедрах, ниспадаю­щие до пят плащи, украшенные яркими перьями, оже­релья и браслеты из бирюзы и перьев; уши, нижнюю губу, а у некоторых и нос украшали драгоценные камни или тонкие золотые полумесяцы.

В почтительном безмолвии вельможи приблизились к испанцам, приветствовали Кортеса и сообщили ему, что сам Монтесума вышел навстречу гостям.

Вскоре показалось двести служителей в одинаковых одеждах, украшенных пучками перьев. Они шли по двое и, поравнявшись с испанцами, остановились по обе стороны дамбы. Посреди этого почетного караула четверо самых знатных ацтеков в сопровождении бле­стящей свиты, медленно ступая босыми ногами, несли на плечах золотой паланкин, где восседал повелитель ацтеков Монтесума; другие же сановники держали над его головой балдахин из ярких зеленых перьев.

Впереди этой торжественной процессии, по свидетель­ству Суасо, двигались трое знатных сановников с золо­тыми жезлами в руках, которые они то и дело подни­мали вверх. По этому знаку простые люди падали ниц и закрывали лица руками, чтобы не осквернить своим взглядом повелителя. Никто, кроме четырех вельмож — ближайших родственников Монтесумы, не смел смотреть ему в глаза, все встречали его, опустив голову.

Как только торжественная процессия приблизилась, Кортес соскочил с коня, бросил поводья пажу и поспе­шил навстречу Монтесуме, который, увидев испанского главнокомандующего, в свою очередь сошел с палан­кина и, опираясь на плечи своего брата Куитлауака и племянника Какамацина — правителей Истапалапана и Тескоко, — величественной походкой медленно двинулся навстречу испанцу. Свита расстилала перед властелином драгоценные ткани, чтоб не касалась земли его стопа.

Кортес приветствовал Монтесуму глубоким поклоном. Повелитель ацтеков ответил на это приветствие, коснув­шись рукой земли и затем поцеловав свою руку. В стране ацтеков этот жест являлся выражением самого большого почтения.

Ацтеки в немом молчании, взирали на церемонию, решив, должно быть, что перед ними и впрямь не люди, а боги, раз сам повелитель относится к ним с таким бла­гоговением.

На шее у Кортеса поверх доспехов висело ожерелье из граненого стекла, которое он собирался преподнести Монтесуме. После приветствий командир конкистадоров надел это ожерелье на шею сверкавшего драгоценно­стями Монтесумы и хотел было обнять его, но прибли­женные не позволили: объятие могло осквернить их властелина. Этот эпизод ярко описан самим Кортесом в его втором письме к королю.

По свидетельству Берналя Диаса, Гомары, Овьедо и других хронистов, Монтесума был сорокалетним муж­чиной среднего роста, худощавым, величественного вида, с гладкой черной шевелюрой, редкой бородкой и свер­кающими глазами. На плечи его был накинут нарядный плащ из хлопчатобумажной ткани, украшенный золотом, жемчугом и несметным количеством драгоценных камней, среди которых были крупные изумруды и зеленые чальчивитли (нефриты), ценившиеся у ацтеков пре­выше всего. Голову Монтесумы венчал высокий убор из ярких зеленых перьев — символ военной славы власте­лина, а к ступням ремнями с золотыми пряжками были прикреплены сандалии — толстые золотые пластины, усеянные жемчугом.

Монтесума поручил своему брату сопровождать испан­цев до столицы, сам же снова сел в паланкин и отбыл в сопровождении свиты.

С развевающимися знаменами, под звуки труб конки­стадоры вступили в Теночтитлан. Ацтеки толпами стояли на улицах, площадях и дамбах, теснились на крышах и балконах домов, на плотах и в пирогах. Берналь Диас в своих воспоминаниях писал: «И сейчас я вижу перед собой всю эту величественную картину так ясно, будто она происходила лишь вчера!».

Вступление конкистадоров в Теночтитлан (со старинного рисунка)

 

Эти массы ацтеков внушали конкистадорам страх — то были люди, слепо подчинявшиеся Монтесуме, готовые по первому его зову взяться за оружие.

А что же испытывали ацтеки, глядя на пришельцев в сверкающих доспехах с оружием из блестящего, не известного им металла, слыша громкие звуки труб и стук копыт невиданных чудовищ — лошадей? Наверное, тот же страх, благоговение и восхищение, какие сами они вызывали у конкистадоров.

Здесь повстречались два мира, две эпохи, две культуры и цивилизации, и пока еще никто не предполагал, в какое страшное побоище выльется эта встреча, какие бедствия и разрушения принесет она стране ацтеков...

Ацтеки бросали угрюмые, враждебные взгляды на своих злейших врагов тласкальцев, которые вступили в Теноч­титлан как победители, вызывающе поглядывая вокруг и в то же время не переставая дивиться невиданному великолепию города.

Теночтитлан (фрагмент стенной росписи Диего Риверы)

 

Каменные дома Теночтитлана с их плоскими крышами напоминали крепости. Город пересекали бесчисленные каналы с подъемными мостами. Было ясно, что в улич­ных боях ацтеки смогут отрезать испанцам все пути к от­ступлению, окружить их и уничтожить, или же уморить голодом.

«Наше ниутожество сознавалось нами все сильнее, но сильнее же мы вознадеялись на мощь и помощь Христа», — отмечает хронист.

В Теночтитлане, согласно описаниям того времени, было от двадцати до шестидесяти тысяч домов, а также большое количество храмов и дворцов. Таких больших городов и таких роскошных зданий испанцы еще не встречали в Новом Свете.

Одноэтажные и двухэтажные дома были сложены из красного пористого камня или кирпича-сырца и укра­шены белыми гипсовыми барельефами. На плоских кры­шах за каменными перилами росли цветы. Дома, в каж­дом из которых проживало до двухсот человек, окру­жали роскошные сады. А бедняки ютились в тростнико­вых и глинобитных хижинах. Там и тут расстилались обширные площади, высоко вздымались пирамиды ог­ромных храмов с остроконечными башнями и алта­рями.

Для испанцев и сопровождающих их тласкальцев был отведен громадный дворец покойного отца Монтесумы Аксаякатля, состоявший из множества построек, дворов, каменных стен и башен. По свидетельству Диаса и Кор­теса, там легко разместилась армия испанцев и их союз­ников.

На пороге дворца чужеземцев встречал сам Монте­сума. Вынув из сосуда тяжелое золотое ожерелье, со­стоявшее из звеньев редкой красоты, изображавших рака, он собственноручно надел его на Кортеса, и ацтеки вновь подивились неслыханной чести, оказываемой их властелином чужеземцу.

Помещения, предназначенные для воинов, были очень удобны. Каждый получил мягкий матрац, подушку и одеяло. По словам хрониста, они спали, как принцы. Гостям были предоставлены большие запасы продоволь­ствия.

Пожелав гостям хорошего отдыха и попросив их чув­ствовать себя как дома, у своих братьев, Монтесума удалился.

Кортес прежде всего осмотрел все помещения и при­казал превратить дворец в крепость. Сделать это не со­ставляло труда: дворец был обнесен стеной с башнями, а плоские крыши строений — каменными барьерами. Дворец, предоставленный испанцам, был расположен в самом центре столицы, возле большой площади на­против огромного храма, выстроенного в честь бога войны.

Главнокомандующий по своему обыкновению устано­вил у всех ворот и дверей надежную стражу с мушке­тами и пушками и приказал проявлять величайшую бдительность. Понимая, как важно для маленького гар­низона сохранять добрые отношения с населением и из­бегать случайных стычек, Кортес объявил, что за само­вольные отлучки будет карать смертной казнью.

Лишь после этих мер было разрешено сесть за празд­ничные столы. Белолицых гостей обслуживали многочис­ленные рабы, отданные в их полное распоряжение.

Вблизи находился дворец Монтесумы, и вечером того же дня вождь ацтеков в сопровождении роскошной свиты вновь навестил Кортеса.

Главнокомандующий почтительно встретил властелина и провел его в один из залов.

После сердечного приветствия Монтесума, как пере­дает Берналь Диас, произнес торжественную речь, постаравшись прежде всего опровергнуть нелепые слухи, ко­торые Кортес, дескать, мог услышать о нем.

• Одни будут тебе говорить, что я бессмертный бог, другие постараются очернить меня, изобразив высоко­мерным и жестоким правителем... Но оба этих утвержде­ния одинаково далеки от истины. Я не бог и не обитаю в золотом или серебряном дворце. Мой дом хоть и про­сторен, но, как у всех, построен из камня и дерева; и вы сами. видите, что тело мое состоит из той же плоти и костей, что и ваше.

Так Монтесума пытался убедить чужеземца в том, что он — простой смертный и не так уж богат и могуще­ствен, как об этом говорят некоторые касики. Потом он попытался убедить гостей в том, что слухи о притесне­ниях и насилии тоже якобы не имеют под собой никакой почвы.

Наконец Монтесума высказал свои взгляды на проис­хождение испанцев и цель их прибытия:

• Мы знаем из старинных легенд, с незапамятных времен и до наших дней передаваемых из поколения в поколение, что предки наши прибыли, сюда из дальних стран и завоевали землю, которой я правлю. Их вождем был великий Кецалькоатль. Основав ацтекское госу­дарство, он покинул эту землю и отправился в страну, где восходит солнце. Уходя, он объявил, что настанет день, когда потомки его вернутся и отменят все законы и порядок нашего государства. Из всего того, что я слы­шал до вашего прихода и вижу теперь сам, мне стало ясно, что вы и есть те самые потомки великого Кецалько­атля. Поэтому я принял вас не как чужеземцев, а как кровных сородичей, братьев по племени. Хочу, чтобы и вы сообщили мне волю вашего государя — великого повелителя страны восходящего солнца, его воля станет для нас священным и непреложным законом.

Кортес, впоследствии изложивший эту беседу в письме к королю Испании, обрадовался словам Монтесумы и не только не постарался разубедить его, а наоборот, подтвердил правильность его взглядов.

Монтесума объяснил также, почему он так долго не разрешал чужестранцам посетить его столицу: до него, дескать, дошли недобрые слухи, будто пришельцы уби­вают людей громом и молнией, топчут их ногами своих страшных чудовищ. Теперь же он убедился, что ис­панцы — добрые и великодушные люди, что они хоть и смертны, но мудрее и отважнее ацтеков.

Властелин пообещал испанцам по-братски поделиться с ними своим богатством и исполнить их волю, признав над собой власть заморского государства. Он приказал одарить всех испанцев ценными тканями и золотом, так что даже на каждого воина пришлось по две золотых цепи. О необыкновенной щедрости Монтесумы свидетель­ствуют все историки того времени: Эррера; Гомара и Овьедо, а также Берналь Диас и, конечно, сам Кортес. Весь лагерь только и говорил о радушии, прекрасных ма­нерах и щедрости повелителя ацтеков.

Монтесума подробно расспросил Кортеса об Испании, ее государе, законах и особенно о цели прибытия ис­панцев в его страну.

Кортес ответил, что испанцы давно стремились наве­стить могущественного повелителя ацтеков и обратить его в истинную христианскую веру. Монтесума спросил еще, не были ли испанцами люди, высадившиеся в прош­лом году в Табаско, о чем сообщили разведчики, не состоят ли они тоже в родстве с испанским ко­ролем.

Кортес ответил, что все высадившиеся здесь — братья друг другу и подданные своего государя, причем проис­хождение у них самое знатное. А их государь Карлос — могущественнейший монарх на свете.

Вечером испанцы устроили шумный пир и произвели артиллерийский салют. Грохот пушек слышался по всему городу, а меж стен дворца вспыхивали языки пламени. Дым валил как при извержении вулкана.

Ацтеки дрожали в суеверном страхе: грозные чуже­земцы, об ужасных делах которых все уже были наслышаны, теперь находились в самом городе вместе со своим страшным оружием. Кортес всячески старался усилить этот страх и убедить ацтеков в сверхъестествен­ной силе испанцев.

Беседа Кортеса с Монтесу мой (из старинной мексиканской рукописи)

 

На следующий день главнокомандующий, взяв с собой четырех офицеров — Альварадо, Сандоваля, Веласкеса и Ордаса, а также нескольких воинов, отдал визит Мон­тесуме. Дворец повелителя ацтеков был так велик, что, по словам конкистадоров, на его плоской крыше можно было устроить турнир для тридцати рыцарей по всем правилам военного искусства. В его многочисленных дво­рах били прозрачные фонтаны. Вода, поступавшая по акведуку из водохранилища на склонах Чапультепека (по-ацтекски Гора кузнечиков), наполняла свыше сотни бассейнов этого грандиозного дворца. Этой же водой снабжался весь город. В местах, где акведук пересекал мосты, в нем были отверстия, из которых заполняли питьевой водой лодки, стоявшие внизу, а затем воду развозили по всему городу. На улицах было очень чисто — тысячи специальных смотрителей подметали их и поливали водой.

В залах дворца Монтесумы, на стенах, сложенных из благовонных пород дерева, висели драгоценные ткани, не уступавшие красотой прославленным фландрским гобеленам, звериные шкуры и великолепные украше­ния из птичьих перьев, изображавшие птиц, насекомых и цветы. Полы были покрыты циновками из пальмовых листьев, над жаровнями вился дымок благовонных ку­рений. Испанцы, по словам хронистов, подробно описав­ших все это великолепие, едва могли поверить, что нахо­дятся в Новом Свете, в гостях у вождя варваров, а не в роскошном дворце утонченного восточного деспота.

Монтесума приветливо встретил Кортеса и его спутни­ков и усадил их рядом с собой, к великому удивлению своих сановников, привыкших к рабской покорности. За исключением ближайших родственников Монтесумы, придворным полагалось стоять перед ним босыми, в про­стых грубых одеяниях, с низко склоненными головами.

Монтесума подробно расспрашивал Кортеса о странах и народах Европы, об их образе жизни, нравах и обы­чаях. Кортес же старался перевести разговор на рели­гиозную тему.

• Великий государь земли восходящего солнца, чьим покорным слугой я являюсь, — говорил Кортес, — имеет законное право на все твои земли, но он пребывает вдали отсюда и не желает использовать свое право. Он ничего не требует от тебя и твоего народа, лишь чтобы вы для своей же пользы отказались от заблуждений и обратились к истинной вере, проповедывать которую он нас и прислал. Так знайте же, что ваша вера ложна, вы поклоняетесь мертвым изваяниям, сделанным руками человека, хотя ваши жрецы приписывают им божест­венные свойства, все эти идолы — дьявол в различных его ипостасях, и дьявол этот требует человеческих жертвоприношений. Он погубит тебя и твой народ, го­сударь, и обречет твою душу на вечные муки. Есть только один единственный бог — создатель всего сущего. С чувством братской любви мой государь и повелитель призывает тебя и твой народ признать этого истинного бога и поклоняться ему. Мой государь хочет заключить с вами, для вашего же благополучия, вечный Союз и дружбу.

Кортес попытался также в своей речи изложить основы христианского учения, и Марина, в меру своего разумения, перевела его слова, однако хронист замечает, что эта прекрасная речь из-за наивного перевода потеряла свою убедительность и что темному уму варвара не было дано постичь великое учение Христа.

Монтесума не мог спокойно слушать Кортеса, поносившего его богов, и ответил ему, что готов заклю­чить с потомками Кецалькоатля договор о дружбе, но пусть каждый народ поклоняется своим исконным бо­гам. Боги ацтеков для него священны, они всегда были добры к его народу и не раз даровали ему победу над врагами и богатый урожай на полях.

Прошло целых четыре дня после прибытия испанцев в Теночтитлан, но Кортес все еще не наметил определен­ного плана действий. Он попросил у Монтесумы разре­шения посетить храмы, рынок и несколько наиболее высоких точек столицы: ему хотелось с высоты птичьего полета обозреть все пространство, где вскоре должны будут развернуться бои. Ведь конкистадоры пришли сюда не для мирной жизни и развлечений, а для крова­вой расправы над туземцами.

Повелитель ацтеков не отказал ему в просьбе и даже сам отправился в главный храм, чтобы показать его чужеземцам. Взяв с собою отряд воинов Кортес после­довал за касиками. Сначала они посетили большую ры­ночную площадь Тлателолко в западном районе города. Здесь, по подсчетам испанцев, в рыночные дни собиралось не менее сорока тысяч человек (по свидетельству Суасо, даже до восьмидесяти тысяч) и продавалось огромное количество товаров.

Историк Клавигеро сообщает, что рыночная площадь была втрое больше площади в знаменитом испанском городе Саламанке. Свои товары здесь продавали люди, прибывшие со всех концов страны, — горшечники и ювелиры, рыбаки и земледельцы, охотники и садоводы, плетельщики корзин и столяры, ткачи и золотых дел ма­стера, живописцы и каменотесы, пекари и оружейники и многие другие искусные мастера.

То здесь, то там свое искусство демонстрировали жонглеры и акробаты. Эти чудесные артисты были такие ловкие и проворные, что Кортес потом отослал некоторых из них в подарок Папе Римскому.

На рыночной площади находилось здание, где вер­шили суд над преступниками и тут же приводили приговор в исполнение. На площади работали цирюльники, которые бритвами из обсидиана брили редкие бороды индейцев.

Ворота храма Уицилопочтли (со старинного рисунка)

 

Осмотрев рынок, испанцы направились к храму бога войны Уицилопочтли, находившемуся неподалеку. Храм этот представлял собой гигантскую усеченную пира­миду, точнее, пять усеченных пирамид, поставленных уступами друг на друга. Он был настоящей крепостью, окруженной высокой каменной стеной с четырьмя воро­тами. В обширном дворе стояли еще два десятка храмов. Тут же были размещены десять тысяч ацтекских воинов — гарнизон столицы, и над каждыми воротами крепости в особом помещении хранилось большое коли­чество оружия.

На вершину храма, находившуюся на высоте тридцати пяти метров, вела грандиозная лестница в сто четыр­надцать ступеней, состоявшая из пяти пролетов.

Поднявшись на один пролет, надо было по плоской террасе обогнуть пирамиду, чтобы попасть на следую­щий пролет лестницы. Таким образом, процессия, подни­мавшаяся на вершину пирамиды, должна была обойти вокруг нее четыре раза.

Наверху испанцев встретил сам Монтесума, которого возносили на вершину в паланкине. А когда и Кортесу предложили сесть в паланкин, он с гордостью отклонил такую честь, сказав, что испанцы не ведают усталости и для них взобраться на такую высоту не представляет никакого труда.

С вершины пирамиды перед Кортесом открылась грандиозная панорама — город на острове посреди озера Тескоко в обрамлении горных цепей, многочислен­ные храмы, дома, каналы и дамбы. Отсюда Теночтитлан казался огромной крепостью, которую невозможно за­хватить извне.

На вершине пирамиды, посреди мощенной камнем пло­щадки, находился жертвенник, а по бокам его две трех­этажные башни-святилища, перед которыми на алтаре горел священный огонь ацтеков. В храме находился ог­ромный барабан змеиной кожи. Его удары сзывали народ на жертвоприношение и были сигналом., тревоги при нападении врага.

Кортес попросил разрешения посмотреть ацтекских богов в их святилищах. Монтесума сам провел испанцев в священнейшее место ацтеков — к идолу бога войны Уицилопочтли. Тело этого огромного истукана было по­крыто золотом, обвито змеей из жемчуга и драгоценных камней, украшено цепями из золотых, серебряных сер­дец и черепов. В руках идол держал лук и стрелы. На алтаре, стоявшем перед ним, лежали на золотом блюде три только что вырванных человеческих сердца: крово­жадный бог, по представлениям ацтеков, требовал по­стоянных жертвоприношений, и жрецы приносили ему в дар военнопленных, рабов и людей покоренных пле­мен. Чтобы добыть как можно больше жертв, ацтеки часто устраивали военные набеги на соседние племена.

Если же войн долго не было и пленных не хватало, жрецы докладывали верховному вождю, что боги голо­дают. Тогда по приказу вождя по всей сгране передава­лась весть, что боги жаждут угощения, и эта весть ста­новилась сигналом к новой войне.

Жертвы добывались и иным способом: ежегодно в ус­ловленном месте устраивались поединки ацтеков и вои­нов из покоренных племен, где боролись врукопашную, безо всякого оружия. Побежденных брали в плен, от­правляли в храмы и приносили в жертву богам.

В древности многие народы мира совершали человече­ские жертвоприношения. Не были исключением и ацтеки. Но религиозные ритуалы ацтеков казались варварскими по сравнению с высокой культурой этого народа, о кото­рой свидетельствовали их города, крепости, мосты, оро­сительные системы, плавучие сады, прекрасные дороги, развитые ремесла и торговля, централизованное управле­ние государством. Многочисленные жрецы обладали ог­ромной властью, а повелитель ацтеков одновременно яв­лялся и верховным жрецом.

Храм и идол Уицилопочтли внушали испанцам страх. Конкистадоры понимали, что в случае поражения и они окажутся на этом жертвенном камне. Жрецы со свире­пыми лицами, в темных окровавленных одеяниях каза­лись испанцам настоящими слугами дьявола, а сами ацтеки — диким варварским племенем. У подножия пирамиды испанцы увидели гору человеческих черепов, аккуратно нанизанных на деревянные подставки. Этот ужасающий памятник был подобен огромной лестнице. По утверждению хрониста, здесь находилось сто трид­цать шесть тысяч черепов. Все это свидетельствовало о необыкновенной жестокости ацтекской религии.

Но разве проповедники христианства пролили меньше крови? Разве их религия была милосерднее? Несчетное множество людей во всем мире было сожжено на кострах во имя милосердного христианского бога, ты­сячи тысяч погибли в застенках святой инквизиции, многие были заживо замурованы в стенах монастырей да к тому же подвергались унижению, объявлялись еретиками, ко­торым нет и не будет спасения и которые даже после позорной смерти обречены на вечные муки. Между тем у ацтеков ритуал жертвоприношения не только не уни­жал, а наоборот, возвышал жертву: согласно их верова­ниям, жертва, подобно павшему в бою воину, сразу же возносилась к сверкающим чертогам солнца...

Осматривая храм Уицилопочтли, главнокомандующий и, его спутники не могли удержаться от насмешливых за­мечаний в адрес страшного идола. Как рассказывает хронист, они громко смеялись, хотя только что обещали Монтесуме не позволять себе ничего неподобающего в священном для ацтеков месте.

Выйдя из храма, Кортес снова начал убеждать Монтесуму, чтобы тот разрешил поставить на вершине храма крест и алтарь. Ему, дескать, непонятно, как может славный и мудрый властелин верить в дьяволов. Хри­стианский крест вмиг низвергнет всех этих языческих идолов с их пьедесталов.

Повелитель ацтеков выслушал Кортеса с большим неудовольствием и заметил, что в этом священном месте гостям следовало бы вести себя более пристойно — и не осмеивать богов. Пусть, дескать, испанцы возвращаются на свои квартиры, он же останется в храме вымаливать у богов прощение за свою чрезмерную терпимость и за то, что он дозволил испанцам осквернить святыню. Хотя оружие чужеземцев и приводило Монтесуму в тре­пет, он не мог разрешить им поносить богов и осквер­нять храмы.