В поисках правительства федерации
Стефенс оставался под сильным впечатлением свидания с Каррерой. Однако картина общей политической обстановки продолжала оставаться для него запутанной, неясной, и он по-прежнему не знал, где искать федеральное правительство.
«Я был в полной растерянности и не знал, что делать. В Гватемале все единодушно говорили, что федерального правительства больше нет. Английский генеральный консул, очень уважаемый человек, даже опубликовал циркуляр, отрицающий его существование. Но само правительство, не переизбранное по истечении срока его полномочий, утверждало, что оно существует. Я выслушал мнение только одной стороны и не считал себя вправе делать окончательные выводы. Как бы там ни было, мне следовало заняться тщательными поисками правительства».
И вот Стефенс решает ехать в город Сан-Сальвадор, который раньше был местом пребывания федерального правительства.
Для того чтобы предпринять поездку в Сан-Сальвадор, Стефенсу необходимо было получить местные документы, в которых могли бы разобраться власти Центральной Америки. Но договориться в Гватемале было трудно, так как верительные грамоты дипломатического корпуса США были адресованы федеральному правительству, и Стефенс не считал возможным отдавать их управлению временного правительства Гватемалы. Переговоры эти были неприятными для той и другой стороны. В конце концов Стефенсу выдали какой-то временный документ, как рядовому путешественнику, а не как представителю дипломатического корпуса.
Барельеф на камне. Фрагмент притолоки. Пьедрас-Неграс, Гватемала. I тыс.н.э. Фото К.Кеннеди.
Снова и снова Стефенс мысленно обращался к политическому положению этого райского уголка земли. Вот его записи в путевом дневнике.
«Положение в стране представляется мне очень тяжелым, из ряда вон выходящим. Насколько я узнал из разговоров с представителями местной интеллигенции, до сих пор во всех восстаниях, которые начались после завоевания независимости, руководящую роль играли креолы — потомки завоевателей, индейцы же играли второстепенную роль. До самого восстания во главе с Каррерой они не понимали, какую огромную силу собой представляют. Но теперь это грозное открытие сделано. Индейцы составляют три четверти населения Гватемалы, они — исконные хозяева земли, которую у них отняли бледнолицые. В первый раз после покорения они организованы и вооружены, имеют своего вождя — индейского вождя, который в данный момент примкнул к центральной партии[16]. Я не симпатизировал этой партии, потому что считал, что в своей ненависти к либералам они будили третью силу, которая может погубить и тех и других, что они играют на наивности и предрассудках индейцев и, с помощью католических священников, на их религиозном фанатизме, забавляя их праздниками и церковными церемониями, убеждая их, что либералы хотят разорить церкви, уничтожить священников и тогда некому будет их учить[17] и помогать в несчастии».
Наступило первое января 1840 года. Новый год в Гватемале начался как весеннее утро. Казалось, что солнце радовалось красоте уголка земли, им согреваемого, и что даже горы улыбались среди изумрудной зелени лесов. Тридцать восемь колоколов церквей и монастырей возвестили о наступлении Нового года в Гватемале.
5 января Стефенс выехал в Сан-Сальвадор. В Сан-Сальвадоре, разрушенном землетрясением, произошло свидание Стефенса с сеньором Диего Вихиль, волею судьбы оставшегося во главе несуществующего правительства. Стефенс узнал, что войска федерального правительства были разбиты в Гондурасе, что Каррера подавил восстание в Кесальтенанго и оставил там гарнизон своих солдат. Теперь только один Сан-Сальвадор поддерживал правительство. Стало известно, что генерал Морасан пошел в поход против Гватемалы. И несмотря на то что все устали от войны, отовсюду приходили добровольцы. Сеньор Вихиль говорил, что они будут поддерживать федеральное правительство и если суждено, то умрут на развалинах Сан-Сальвадора.
«То, что я слышал от сеньора Вихиль,— записывает Стефенс,— взволновало меня. Во всех испытаниях этой тяжелой годины ни разу не блеснула передо мной искра героизма или патриотизма в среде потомков завоевателей. Страсть к самосохранению и чрезмерное самомнение руководили поведением большинства. Это была жестокая борьба за власть и положение в обществе — для личной выгоды. И часто, когда я ехал по этой прекрасной стране, я невольно думал о неблагодарности людей, которых судьба наделила счастьем жить среди благодатной природы...
Патриоты Сан-Сальвадора, либералы, верили, что генерал Морасан победит Карреру и Гватемала снова станет столицей федерации. Цель революции — свержение консерваторов — обсуждалась здесь всесторонне и с напряженным интересом, так как это был для них вопрос жизни и смерти...
Я не разделял надежд патриотов Сан-Сальвадора,— продолжает Стефенс.— Грозные тучи, которые собрались над страной, не скоро развеются. И я решил как можно скорее вернуться в Гватемалу, чтобы закончить официальную часть и продолжать любимое дело — заняться археологическими исследованиями в этих сказочных странах, полных неожиданностей и красоты». Смеркалось, когда Стефенс со спутниками вошли в город Ауачапан, пограничный город Сальвадора,— аванпост опасностей.
Остановились в домике пожилой женщины, вдовы Падильи, с которой был знаком спутник Стефенса дон Сатурино. Она горевала о сыне, который ушел в поход с генералом Морасаном. Внезапно маленький городок был взбудоражен известием: Морасан потерпел поражение! Он спасается бегством с пятнадцатью драгунами! Его преследуют индейцы во главе с Каррерой! Прошло немного времени, и раздался тревожный крик: «Люди идут!»
Церковный колокол бил тревогу. Никто пока не знал, какие люди идут. Но жители с тревогой стали собирать свои самые ценные вещи, укладываться в путь. У домов стояли оседланные лошади и мулы; все бежали. Вдова Падилья оставила Стефенсу ключ от своего дома и ушла вместе с дочерью.
Стемнело. Дверь в домике вдовы Падильи была слегка открыта. Улан, скакавший мимо, пикой открыл ее настежь и попросил напиться; с ним были и другие военные. Как выяснилось из расспросов, вернулся Морасан, потерпевший поражение в Гватемале, и с ним уцелевшие соратники.
[16] Эта партия была известна под двумя названиями — центральная, а также консервативная.
[17] Священники в Центральной Америке одновременно были и учителями.