ВОЛЧЬИ ГОРЫ: ПОРАЖЕНИЕ НЕИСТОВОЙ ЛОШАДИ
В то время как Болдуин и Сидящий Бык ходили кругами, Майлс строил новые планы. Он намеревался, как позже писал Шерману, “дать хороший бой Неистовой Лошади”. Все предписывало новую экспедицию. Без сомнений подстегнутое тем вниманием, которое было уделено МакКензи после боя с Тупым Ножом, эго Майлса требовало решительной победы. Неистовая Лошадь и сторонники войны, разгневанные убийством мирной делегации, отказались от каких бы то ни было дальнейших переговоров, так что Майлс оправданно искал своей битвы. Не менее важной была настоятельная необходимость выхода его солдат обратно в поле и установления строгой дисциплины. У войск появился совсем другой враг – алкоголь.
За осень торговцы основали вблизи от форта магазин, и, в то время как они торговали всяким необходимым – таким, как зимняя одежда (правительственного снаряжения явно не хватало) – они также продавали баррели спиртного. Это не только подрывало дисциплину, но и представляло собой особую опасность для войск. После того как несколько солдат свалились замертво по пути из салуна в лагерь, Майлс выяснил, что торговец “производит свой джин и другую выпивку в погребе и при любой возможности продает пойло этим невезучим солдатам под видом ‘спиртных напитков’, хотя в действительности оно является сущей отравой”. Несмотря на тщетные попытки офицеров урегулировать торговлю, солдаты неизменно находили способы разжиться спиртным.
По слухам Неистовая Лошадь стоял лагерем где-то к югу от поселения, но никто не знал точно, глее именно. Однако, индейцы сами дали нить. На следующий день после Рождества они напали на стадо одного из подрядчиков, угнав 250 голов скота. Посланные вдогонку за ними солдаты после перестрелки с индейцами вернули более ста голов и обнаружили четкий след. 29 декабря Майлс отправился в погоню. Его отряд состоял из 436 людей из Пятой и Двадцать Второй Пехоты с двумя артиллерийскими орудиями, замаскированными под фургоны, чтобы индейские наблюдатели не смогли их распознать. Около сорока пехотинцев посадили на захваченных у индейцев лошадей. Они стали конной пехотой. В состав скаутов вошли: Йеллоустон Келли; Том Лефорж; Джон Джонсон - прозванный “Пожирателем Печени” вследствие его сомнительного утверждения, что однажды он съел печень убитого им индейца; Боб Джексон и Джонни Бругайер наряду с двумя Кроу и одним Банноком.
Температура – минус двадцать восемь на рассвете – поднялась до минус десяти, когда отряд тронулся в путь. День был мрачный, небо затянуто облаками. Команда шла на юг вдоль по долине реки Танг, пробираясь по снежному покрову глубиной в фут, а в низинах и больше. Однако он был сильно утрамбован бизонами и индейскими лошадьми, тащившими за собой волокуши, поэтому фургоны двигались практически без затруднений. Солдаты шли вдоль по петляющей реке, снова и снова перебираясь с берега на берег по льду, достаточно толстому, чтобы выдержать фургоны и артиллерию.
В первый день нового 1877-го года жгучий мороз ослаб, но заморосил ледяной дождь, не прекращавшийся в течение последующих нескольких дней и превративший дорогу в мешающую движению непролазную грязь. Перед тем, как стать на ночлег, скауты обменялись выстрелами с небольшой группой индейцев, которые быстро оторвались от них.
На следующий день солдаты наткнулись на местоположение старого индейского лагеря, который, казалось, оставили в спешке. Было обнаружено несколько свежих следов, указывавших на то, что индейцы бежали вверх по реке по направлению к горам Бигхорн – туда, где, как они полагали, они могли бы быть в безопасности.
Той ночью некоторая часть скота разбрелась из стада, и когда отряд на следующий день вновь тронулся в путь, двоих солдат послали назад на поиски отставших животных. Не успели они скрыться из виду, как до отряда донеслись звуки выстрелов. Одна рота поспешила на помощь, но прибыла слишком поздно. Боевой отряд из пятнадцати или двадцати Шайенов, укрывшихся в близлежащих утесах, налетел на солдат, убив одного и ранив другого.
Днем 5 января отряд вступил в горы Вульф-Маунтинс (Волчьи Горы), лежащие между реками Танг и Литтл Бигхорн. “Глубокие каньоны этих гор нисходили в долину, превращаясь в овраги, а они в свою очередь разветвлялись, словно древесные корни”, писал Болдуин. “Опять мы столкнулись с жестоким, непрекращающимся ливнем, сделавшим дорогу труднопроходимой и создавшим для всех невыносимые условия”. Дальше вверх по реке они обнаружили лагерь, оставленный всего за день или за два до этого, поскольку земля все еще теплилась от костров. “Этот лагерь был велик. Он протянулся на мили вдоль по долине”, отметил Келли. “Следы украденного скота вели к нему. Некоторые из животных были зарезаны”.
Следующим утром налетел ослепляющий буран, но войска тронулись в путь. Они миновали несколько больших индейских лагерей, костры в которых не успели остыть. Множество палаточных шестов все еще стояли, вокруг была разбросана различная утварь. В одном из лагерей солдаты обнаружили нескольких изнуренных лошадей, брошенных своими хозяевами. “Из этого мы сделали вывод, что лагерь был осведомлен о нашем присутствии, передвигался медленно и находился перед нами на коротком расстоянии”, писал Болдуин. “Мороз крепчал, ртуть упала на много градусов ниже ноля”.
Как и предполагал Болдуин, индейцы прекрасно знали о приближавшихся солдатах. Большинство индейцев этого лагеря были Оглалами, но присутствовало и какое-то количество Шайенов, либо не вовлеченных в битву с МакКензи, либо оставшихся с Сиу после ухода Тупого Ножа. Поначалу они кочевали без спешки, охотясь по пути. В то время как Шайены восстанавливали свои запасы бизоньего мяса и шкур, Оглалы удовлетворяли непосредственные нужды своего лагеря при помощи скота, добытого в набеге на стадо Майлса. Если не считать этого, индейцы отчаянно нуждались, поскольку постоянное перемещение с места на место во избежание встречи с различными армейскими колоннами вынудило их бросить многое из снаряжения и путешествовать налегке. У индейцев все еще имелись правительственные лошади из числа захваченных на Литтл Бигхорне, но и эти были сильно истощенны отсутствием фуража.
Поначалу план индейцев заключался в том, чтобы втянуть Майлса в боевые действия и завлечь его в западню при помощи серии отвлекающих набегов, что можно было бы совершить как у поселения, так и на марше. Поскольку солдаты находились вдалеке от своей базы, вожди надеялись заманить их в засаду среди скал и каньонов реки Танг, завлечь в бедленды, а затем обрушиться на них всей мощью, наподобие того, что индейцы проделали с Феттерманом у Форта Фил-Керни и с Круком на Роузбаде.
План не сработал. Хотя Майлс и заглотил наживку, он держал свои войска вместе. Солдаты были хорошо снабжены и быстро передвигались. Индейцы больше не были в состоянии увлекать их до удачного для засады места. На деле Оглалы с Шайенами с трудом могли от них оторваться. В состоянии постоянной нехватки еды и снаряжения враждебный лагерь был слишком велик, чтобы себя поддерживать.
7 января вожди решили разбиться на меньшие группы. Оглалы должны были отправиться на восток, а Шайены продолжить движение на юго-запад вдоль по реке Танг. Небольшая группа Шайенов, включая сестру Деревянной Ноги по имени Изогнутый Нос, уже отделилась и отправилась в юго-западном направлении. Как раз тогда, когда основные группы уже были готовы разделиться и пойти каждая своей дорогой, прискакали разведчики с известиями о приближающихся солдатах. Две группы снова объединились. Женщины, дети и старики перенесли лагерь дальше вверх по реке, в то время как воины приготовились сдерживать войска.
Майлс находился менее чем в пяти милях от них. Ныне, будучи почти в ста милях к юго-западу от поселения, он снялся с лагеря в семь тридцать утра. Путь вдоль по петляющей реке был настолько тяжел, что к полудню отряд с трудом одолел чуть более двух миль. Поскольку надежд нагнать в таких условиях противника было немного, солдаты стали лагерем.
Двигавшиеся впереди скауты заметили небольшую верховую группу. Лефорж и Кроу открыли огонь и, когда индейцам не удалось пробиться обратно к своим, налетели на них. Воин по имени Большой Нос, ехавший впереди, ухитрился прорваться к основному лагерю. Остальные были взяты в плен. Ими оказались четверо женщин, две девочки и тот, кого Лефорж назвал “мальчиком”, хотя он уже вполне мог быть и воином. Скауты доставили пленников в лагерь, а затем повернули обратно с приказом, обнаружить местонахождение индейского лагеря.
Шайены готовились к бою, когда кто-то сказал Деревянной Ноге: “Они захватили в плен нескольких женщин, в том числе и твою сестру”. Деревянная Нога прыгнул на коня и, нахлестывая, поскакал вниз по тропе, по которой ушла группа его сестры. Он доехал до места, где Лефорж и Кроу захватили индейцев, и по их следам добрался до покрытой льдом реки. Прямо напротив находился лагерь Майлса. Деревянная Нога всматривался в лагерь, пытаясь увидеть там пленных. Это ему не удалось – к тому времени пленников разместили под стражей в одной из палаток, чтобы оградить их от солдат. Тогда он пришел к выводу, что их должно быть убили. Но Деревянная Нога сам был на виду, и солдаты начали по нему стрелять, вынудив его отступить к подножию горы, находившейся примерно в миле от армейского лагеря. Он спрятал коня в кустах и присоединился к нескольким воинам, засевшим на вершине гряды.
Лефорж со скаутами видели Шайенских воинов, направлявшихся к гряде. Развернувшись, скауты смело поскакали к гряде. Шайены открыли по ним огонь. Когда скауты отступали, лошадь Лефоржа получила смертельную рану и упала. Лефорж вылетел из седла и грохнулся головой оземь. Поначалу оглушенный, он пришел в себя и обнаружил, что его нога растянута, лошадь убита, а ружье утеряно. Лефорж дохромал до небольшого овражка, где спрятался, прильнув к земле. В это время солдаты пересекли реку и рассеяли индейцев ружейным огнем и ядрами трехдюймовых пушек Родмана.
Первая фаза сражения при Вульф-Маунтин подошла к концу. “Несколько наших лошадей были убиты”, отметил в своем дневнике горнист Браун. “Никого не ранили, но у многих одежда была пробита пулями. Одному из наших скаутов, Пожирателю Печени Джонсону, пуля прочертила длинную борозду вдоль его длинных волос. Он сказал, что она прошла очень близко”.
Зная теперь, что индейцы находятся на расстоянии удара, Майлс приказал протрубить подъем в четыре часа утра. Шел снег, термометр показывал минус четырнадцать. На рассвете солдаты занялись приготовлением завтрака. Индейские воины, которым почти нечего было поесть, жадно наблюдали за ними с высот верхней части долины.
Лагерь Майлса расположился в тополиной роще на излучине реки. Понимаясь от излучины вверх местность приобретала форму террасы, которая заканчивалась обрывом, поднимающимся вертикально вверх к грядам, начинавшимся примерно в 400 ярдах от реки. Тремя сотнями ярдов южнее лежал холм конической формы, позже ставший известным как Бэттл-Бьютт. Майлс взобрался на вершину холма и обозрел местность. Он приказал установить на холме пушку Родмана, чтобы прикрывать войска, когда они будут готовы выступить.
“Как раз тогда, когда мы были готовы выступить”, писал Браун, “примчались наши скауты и сообщили, что большая масса Сиу движется по направлению к лагерю”.
Тотчас отреагировав, Майлс приказал одной из рот перейти по льду на противоположную сторону реки, чтобы избежать окружения. Индейцы сперва попытались атаковать вниз по долине и овладеть лагерем, но орудийный расчет открыл огонь с холма, и тяжелое полевое орудие накрыло дно долины. Когда между ними начали разрываться пушечные ядра, индейцы рассеялись среди утесов. Привыкшие к цельным ядрам, они были напуганы разрывными, начиненными шрапнелью снарядами, и пришли к выводу – не без оснований – что эти пушки стреляют дважды за один выстрел.
Наблюдая за боем, Майлс был впечатлен изменениями в тактике индейцев, обусловленными, вероятно, почти годом неустанных боев с солдатами. “Индейцы сражались во всех отношениях как Пехота”, рассказывал он Шеридану, “используя своих лошадей лишь для того, чтобы перемещаться с места на место; они могли спешиться, оставив своих лошадей позади возвышенностей, и отправиться вниз на встречу этой команде или атаковать пешими. Кроме того, они использовали свистки для подачи сигналов”.
Две роты Пятой Пехоты развернулись на гряде позади лагеря, овладев той высотой прежде, чем ее успели занять индейцы. Но воинам удалось укрепиться на Бэттл-Бьютте и двух соседних холмах, с которого они теперь вели огонь по всему флангу войск Майлса. Настало время пехоте идти со штыками наперевес. Четыре роты под командованием капитанов Джеймса Кейси, Эдмонда Батлера, Роберта МакДональда и лейтенанта Болдуина двинулись к почти вертикальному склону холма под непрерывным огнем со стороны индейцев. Закрепившись на склонах, солдаты пошли по снегу вверх на скалы, стреляя по мере продвижения вперед.
Индейцы упорно отстреливались, но из-за крутизны склонов всякий раз, чтобы прицелиться, им приходилось привставать и тем самым подставлять себя под солдатские пули. Под натиском войск они начали терять самообладание, и воины с многозарядными ружьями принялись вгонять в патронник патрон за патроном и палить вслепую.
Под пулями Болдуин “разъезжал вдоль цепи и подбодрял людей. Он говорил им, чтобы они были храбрыми и встретили врага, как мужчины”, отметил Браун в своем дневнике. “Под капитаном Батлером была убита лошадь, но это не приостановило их продвижения. Напротив, они отважно шли вперед и, потеряв двоих ранеными, выбили индейцев и с триумфом овладели холмом”.
Деревянная Нога был в числе тех засевших среди скал Бэттл-Бьютта индейцев. Воины, не прекращая, вели огонь по карабкавшимся вверх по склонам холма солдатам. У Деревянной Ноги было “солдатское ружье” – Спрингфилд, добытый в предыдущих боях, и немало патронов к нему. Недалеко от него находился Неистовая Лошадь. Они оставались за скалами, выглядывая лишь для того, чтобы выстрелить, и уворачиваясь от рикошетивших от скал пуль.
Большая Ворона – вождь Шайенов с пышным боевым головным убором из перьев – с вызовом расхаживал по холму на виду у солдат, подзадоривая тех стрелять по нему. Он стрелял из захваченного у Литтл Бигхорна карабина и вскоре израсходовал весь свой боезапас. Тогда Большая Ворона попросил воинов поделиться с ним патронами. Сиу и Шайены давали ему по одному-три патрона, и вскоре он до отказа заполнил ими свой пояс. Он снова начал прогуливаться по гряде, обстреливая солдат и разряжая их ружья. Наконец Большая Ворона упал. Вместе с двумя Сиу Деревянная Нога подполз к нему, чтобы оттащить в укрытие. Большая Ворона был едва жив. Когда они волокли его к укрытию, сосредоточенный огонь подходившей пехоты вынудил их бросить раненого и спрятаться среди скал. Когда огонь поутих, они выползли и снова подхватили его. Тут Деревянную Ногу окликнул брат: “Пошли. Мы уходим с холма”. Деревянная Нога оставил раненого на попечение двух Лакотов и ушел с братом.
Индейцы направились к склонам, лежавшим на левом фланге и в центре и снова были отбиты. Солдаты и воины стреляли друг в друга в упор с расстояния в пятьдесят – семьдесят пять ярдов. Солдаты должны были победить и знали это. Позже Майлс писал:
Думаю, каждый солдат и офицер понимали отчаянный характер этого столкновения… Если бы их постигла катастрофа, то прошло бы немало недель, прежде чем какая-нибудь спасательная команда смогла бы до них добраться из ближайшего возможного пункта помощи. Каждый солдат и каждый офицер знали, что ошибка означает катастрофу, а катастрофа или поражение означает полное уничтожение, и были поэтому окрылены героизмом, силой духа и соответствующим самообладанием.
Около полудня налетела снежная буря, которая, по словам Майлса, “добавила к сцене неописуемую сверхъестественность”. Солдаты достигли вершины, когда индейцы исчерпали весь свой боезапас. Воины дрались врукопашную, пользуясь копьями и ружейными прикладами вместо дубинок, в то время как к лагерю спешили гонцы, чтобы поторопить женщин и детей сворачивать лагерь и отходить. Скоро порывы снега свели видимость до ноля, ни одна из сторон не могла ничего разглядеть, и сражение завершилось. Впрочем, с индейцев и так было достаточно. Они отступали под прикрытием метели, чтобы присоединиться к своим семьям и уходить как можно быстрее вверх по реке Танг, подальше от солдат.
“Наши потери состояли из одного убитого и восьмерых раненых, один из которых позже скончался на марше”, писал Болдуин. “Потери индейцев неизвестны, но должны быть значительными, потому что в нескольких точках, где бой был особо жесток, снег был окрашен кровью”.
Лагерь передвинулся наверх к высокому обрыву, который давал лучшую защиту от непогоды и мог быть легче защищен в случае нападения. Той ночью температура немного поднялась, а снег сменился ледяным дождем. На следующее утро фургоны оставили под попечением охраны, и отряд отправился вверх по реке. Минуя поле боя, солдаты увидели нескольких мертвых лошадей и следы в тех местах, где индейцы уносили раненых и утаскивали на аркане павших. Из этого Браун сделал вывод, что потери индейцев состояли из пятнадцати убитых и двадцати пяти раненых. За брошенным индейским лагерем след разделился. Это говорило о том, что индейцы разделились на две группы и покинули эту местность.
Майлсу не терпелось поскорее вернуться в Форт Кио. Он уже нанес жестокий удар по индейцам, и теперь его первой заботой стала безопасность его отряда.
Мне пришлось столкнуться с двумя врагами похуже индейцев – крайне суровым климатом и ужасным для передвижения краем. Опасность быть занесенным снегом в отсутствие продовольствия была моей главной тревогой.
10 января команда двинулась обратно вниз по реке по направлению к форту и прибыла в него восемь дней спустя, после сурового похода сквозь снега, лед и метель. Они прошли 224 мили, более ста раз перейдя через реку Танг по пути до Волчьих Гор и обратно. “Энтузиазм не знал границ, когда звонкая музыка оркестра 5-ой Пехоты разнеслась по равнине и достигла наших ушей, нарушив монотонную поступь ребят в голубом”, писал Браун.
У Майлса были смешанные чувства. Он был доволен самой экспедицией, поскольку – хотя битва при Вульф-Маунтин и не стала генеральным сражением, таким как Роузбад или Литтл Бигхорн –
она продемонстрировала, что мы способны в разгаре зимы переместиться в любую точку этого края и накрыть противника в его лагерях, где бы он ни искал убежища. Таким образом, постоянно преследуя их, мы заставим их понять, что им не будет ни мира, ни безопасности, пока они придерживаются своей враждебной позиции.
Лично, однако, Майлс считал, что ему помешало полное отсутствие поддержки со стороны генерала Терри. В гневном и непочтительном письме Шерману он писал следующее:
Пятнадцать сотен солдат могли перезимовать здесь без каких-либо проблем, но тыловое управление этой командой было худшим из того, что мне довелось видеть за годы добровольческой или регулярной службы… Считаю, что в Сент-Поле имеет место преступное пренебрежение служебными обязанностями, или же вынесен приговор, что я ничего не достигну.
Вернувшись в форт, говорил Майлс, он нашел ряд исходивших от Терри необъяснимых приказов: “немедленно уволить” всех скаутов за исключением двух, погонщиков, фургонщиков, кузнецов-контрактников и прочую штатскую обслугу, а также сократить средства доставки до тридцати фургонов, “чего недостаточно для того, чтобы добраться до любого индейского лагеря”. Этот приказ, по словам Майлса, “вынуждает меня делать как раз то, чего хочет от меня Сидящий Бык - а именно, идти на зимние квартиры”.
Хотя край, лежавший между реками Малая Миссури и Бигхорн, почти до самых гор Бигхорн был очищен от индейцев, Майлс утверждал, что, если ему не позволят в течение зимы провести новую экспедицию, по весне правительство может ожидать дальнейшие неприятности с индейцами к западу от гор Бигхорн.
Затем Майлс добирается до сути:
Ныне, если я не получу командование (департаментом), я никогда не одержу победы, и если мне не дадут реализовать мои способности по мере необходимости вовлекать свою команду в успешные бои с индейцами, я никогда не одержу победы. Кроме того, теперь я знаю эту страну лучше, чем любой другой белый человек, и если вы не дадите мне командование, а это должно быть не меньше, чем командование департаментом, вы можете приказать моему полку покинуть эту страну так быстро, как того пожелаете, поскольку я уже довольно долго повоевал к выгоде воров и подрядчиков. Если вы дадите мне командование (департаментом) и половину ныне находящихся в нем войск, в течение четырех месяцев я раз и навсегда покончу с этой войной с Сиу.
Хотя Шерман счел подобные тирады действующими на нервы, он привык к ним, вынужденный на протяжении многих лет терпеть подобные выходки генерала МакКензи. Кроме того, как бы он не любил Майлса, эта эскапада была небезосновательной. Крук и Терри – оба – доказали в этой войне свою несостоятельность. Личное поведение Терри во время кампании было катастрофичным по своим последствиям, а своим единственным настоящим успехом Крук целиком был обязан МакКензи.
Особенно Шерман был недоволен Круком, жаловавшимся на нехватку транспортных средств и других предметов первой необходимости. В язвительном комментарии Шеридану Шерман писал: “Генералу Круку несомненно были предоставлены все полномочия обеспечить свою команду так щедро, как никакому другому генералу, когда-либо выводившему свои войска в поход… Если его люди не были надлежащим образом всем обеспечены – это его собственная вина”.
Более того, Крук не сумел воспользоваться плодами победы МакКензи и нанести удар по Неистовой Лошади, который, как считал Шерман, находился на расстоянии удара. В адресованной Шеридану телеграмме, Шерман похвалил Майлса за битву при Вульф-Маунтин, а затем, многозначительно избегая называть Крука по имени, задал вопрос: “Разве не помогло бы делу привлечение к боевым действиям в том же направлении от поселения Рино еще одного подразделения(?)”.
Короче говоря, из всех независимых командиров (МакКензи был напрямую подчинен Круку) лишь Майлс продемонстрировал хоть какие-то настоящие способности в этой войне. Шерман был убежден в том, что, если вверить Майлсу руководство всеми полевыми операциями, конфликт может быть завершен в надлежащие сроки.
Шеридан, однако, не верил в то, что индейцы, уже долгое время успешно противостоявшие армии, могут быть разбиты в одном решительном сражении – как, судя по всему, представлял себе Майлс – и говорил, что боевые действия сойдут на нет, если вести войну на измор, что и следует делать. В противовес предложению вверить Майлсу общее командование, генерал-лейтенант предложил расширить границы его операций вплоть до страны реки Паудер, что распространило бы юрисдикцию Майлса и на Департамент Плата, хотя номинально Майлс оставался бы в подчинении генерала Терри. Освобожденный от службы в Вашингтоне МакКензи мог бы вновь взять под свое командование Черные Холмы и район возле рек Малая Миссури и Белле-Фурше-Ривер на восточном фланге Майлса. Терри был бы гарантом того, что через Сент-Пол Майлс получит необходимое снаряжение и боеприпасы, а Крук продолжал бы обеспечивать МакКензи.
Шерман согласился и послал Майлсу ободряющее письмо, в котором сообщил, что знаком со всеми жалобами, но нынешняя политическая ситуация не позволяет доверить кому-то одному командование боевыми действиями во всем департаменте. Хотя и поколебленный аргументами Шеридана в пользу продолжения войны на измор, Шерман, тем не менее, воззвал к тщеславию Майлса, напомнив тому, что любой, кто успешно завершит эту войну, несомненно будет повышен в звании.