Война в Тласкале

На поле боя — сто тысяч тласкальцев. — Белых дьяволов надо откормить и потом при­нести в жертву! — Четыре сотни воинов среди бушующего моря врагов. — Дети солнца непобе­димы даже ночью. — Безвыходное положение конкистадоров. — Оружие и свобода тласкаль­цев в руках у Кортеса. — Боги предков или католический крест?

Вскоре испанцев со всех сторон окружило огромное войско тласкальцев и их союзников, которым командо­вал молодой полководец Хикотенкатль. Кортес считал, что ему противостояли не менее ста тысяч индейцев. Многие хронисты называли цифру в тридцать, а Берналь Диас говорит о пятидесяти тысячах.

Надо заметить, что цифры, упоминаемые в хрониках, обычно сильно преувеличены. Да и кто в пылу сражения смог бы сосчитать толпы индейцев!

Со звонким боевым кличем, под бой барабанов ог­ромная толпа индейцев яростно бросилась на испанцев. Конкистадоры сомкнутыми рядами, под прикрытием тяжелых доспехов, отражали одну атаку тласкальцев за другой. В пылу битвы индейцы заманили испанцев в узкое ущелье и стали сверху осыпать их градом стрел, копий и камней. Сыпали они и песок, чтобы засорить глаза чужеземцам.

Кортес тщетно пытался, используя конницу, проло­жить дорогу пехоте. Тласкальцы прежде всего старались захватить или убить лошадей. Один испанский кавале­рист по имени Марон пробился так далеко в густую толпу индейцев, что оказался отрезанным от своих и окруженным со всех сторон. У него вырвали меч и пиками нанесли смертельные раны. Конь же его пал от удара меча. Тласкальцы проворно отрубили го­лову убитого животного, надели ее на копье и торжест­венно носили повсюду как свидетельство того, что даже такое чудовище можно одолеть.

Гибель коня так вдохновила индейцев, что они рину­лись в атаку с новой силой. Ряды испанцев дрогнули, и поражение их казалось уже неминуемым.

Но тут на помощь испанцам подоспели их союз­ники — индейцы из Семпоалы. По свидетельству хро­ниста Эрреры, они сражались с отчаянной отвагой, по­нимая, что вряд ли им суждено остаться в живых. Марина — женщина, не ведавшая страха, подбадривала их восклицаниями: «С нами истинный бог, и он прове­дет нас сквозь все невзгоды и опасности!».

Надо было во что бы то ни стало выбраться из ко­варного ущелья. Кортес крикнул своим воинам:

• Если мы теперь не победим, то святой крест никогда не будет воздвигнут в этой стране! Вперед, друзья! Где это видано, чтобы кастильцы показывали врагу спины?

Наконец конкистадорам с великим напряжением удалось выбраться на равнину. Кавалеристы оттеснили индейцев, и испанцы смогли пустить в ход артиллерию. От летевших один за другим снарядов индейцы валились, как скошенная трава. Гром пушек и огненные вспышки выстрелов повергали их в ужас и отчаяние. К тому же они по обычаю уносили с поля боя не только всех ра­неных, но и убитых, и это еще более увеличивало беспо­рядок и сумятицу в их рядах. Индейцы даже не прята­лись от огня артиллерии. Не имея представления о строе, они не умели концентрировать свои силы на решающих участках и преграждать путь противнику, а наступали беспорядочной толпой, давя друг друга. Фактически сра­жались только первые ряды, остальная же масса индей­цев лишь беспорядочно наседала, мешая ходу боя.

Кроме того, тласкальцы, как и индейцы других пле­мен, старались захватить как можно больше пленных, чтобы принести их в жертву богам. Благодаря этому обычаю, среди испанцев было мало убитых, что Кортес особо подчеркнул в письме королю.

Кровавое побоище закончилось внезапно. Погибло несколько касиков, руководивших индейцами, и воины покинули поле боя. Хикотенкатль отправил военному совету голову убитого коня, а сбруя, подковы и войлоч­ная шляпа, надевавшаяся на голову лошади для защиты от солнца, были принесены в дар богам.

Подобрав раненых, которых было довольно много, Кортес приказал разбить лагерь и предпринял попытку заключить с тласкальцами мир, отправив им несколько пленных с мирными предложениями. Однако посланцы должны были также передать, что если эти предложения будут отклонены, индейцам грозит страшное бедствие. Хикотенкатль пришел от этих предложений, в такую ярость, что приказал выпороть посланцев и отправить их обратно в лагерь испанцев с сообщением, что он, Хикотенкатль, вскоре вернется во главе многочислен­ного войска, возьмет в плен всех испанцев и принесет их в жертву богам. Он также велел передать испанцам триста индюков и другие припасы, заметив с издевкой, что пусть, дескать, чужеземцы хорошо наедятся, прежде чем будут заколоты вр славу богов. Испанцы, посмеи­ваясь над самоуверенными индейцами, устроили в озна­менование победы роскошный пир. Долго плясали они и пели, лишь поздней ночью лагерь погрузился в глубо­кий сон.

Весь следующий день испанцы отдыхали, чинили ар­балеты, изготовляли новые стрелы. Затем Кортес обра­тился к воинам с речью:

• Смотрите, сеньоры, как бы тласкальцы не поду­мали, что с нас довольно одной битвы! Покажем им, что мы не ослабели. Пойдем в разведку!

Около двухсот воинов отправились в густозаселенную равнину и легко захватили там несколько десятков муж­чин и женщин. Вернувшись в лагерь, они развязали пленных, щедро одарили и попытались внушить им, что белые — братья тласкальцев и пришли сюда, чтобы помочь в борьбе против ацтеков. Пленных отпустили, поручив передать касикам новое послание. Хикотенкатль приказал ответить на него следующим образом:

• Пусть попробуют белые дьяволы сунуться во вла­дения моего отца! Там мы и помиримся, но лишь тогда, когда насытимся их мясом, а богов своих почтим кровью их сердец! Если же они почтут за лучшее остаться у себя в лагере, я их назавтра сам навещу.

Итак, битва с тласкальцами была неизбежна. Кортес решил встретить их в открытом поле. Всю ночь патер Ольмедо исповедовал и причащал солдат. Воины были в ужасе перед предстоящей битвой, ибо, как замечает Берналь Диас, «будучи людьми, мы боялись смерти».

Наступило утро 5 сентября. Капитан-генерал при­казал пехоте биться сомкнутым строем, коннице — рысью двинуться на врага, с копьями наперевес, артил­леристам и мушкетерам — ни на миг не прекращать огня.

На поле боя собралось около пятидесяти тысяч тла­скальцев. (По замечанию У. Прескотта, Кортес, с при­сущей ему склонностью к преувеличению, насчитал сто пятьдесят тысяч и эту цифру сообщил королю.) Ин­дейцы расписали свои тела яркими красками, украсили головы огромными пучками перьев и так предстали перед врагом, держа в руках щиты, копья и боевые зна­мена с гербом Тласкалы — белой птицей с распростер­тыми крыльями.

Один воин огромного роста высоко над головой дер­жал прикрепленный к длинному шесту священный знак Тласкалы — золотого орла, украшенного жемчугом и сапфирами.

Испанцы без промедления открыли огонь. Каждый выстрел попадал в цель, так что тласкальцы не успевали выносить с поля боя убитых. Но оправившись от мгно­венного замешательства, они обрушились на испанцев как лавина, как горный поток, сметая все на своем пути.

«Наша горсточка в четыреста человек, — писал Диас, — среди которых было множество раненых и боль­ных, была как бы вклинена в разъяренное вражеское море, и каждый из нас знал, что без победы он умрет либо на поле битвы, либо под ножом жреца».

Ряды испанцев дрогнули и смешались. Голос Кортеса потонул в диком шуме битвы. Однако отчаяние и каза­лось бы неминуемая гибель удесятерили силы конкиста­доров. Рубя мечами что есть мочи, испанские пехотинцы приостановили атаку индейцев, артиллерия стреляла без­остановочно, кавалеристы галопом бросались в самую гущу битвы.

Тласкальцы понесли большие потери и, несмотря на огромное численное превосходство, не смогли возобно­вить атаку.

После четырехчасовой битвы индейцы покинули поле боя. Между их военачальниками возникли распри, и касики один за другим увели своих воинов.

Однако поражение ничуть не уменьшило боевого за­дора тласкальцев. Они лишь еще раз убедились в том, что бледнолицые люди — великие волшебники, которых обычными средствами невозможно одолеть. Индейцы были поражены тем, что маленькая горстка чужеземцев решилась вступить в бой с огромной армией тласкаль­цев. При этом никто из белых не попал в плен, не был убит или ранен. Испанцы ловко скрывали своих убитых. Кортес приказал хоронить их тайно, и туземцам каза­лось, что белые люди бессмертны, что их невозможно ни ранить, ни убить.

Поэтому тласкальцы обратились к своим жрецам за советом — что делать дальше. Те ответили уклончиво: пришельцы, дескать, не боги, но дети солнца. Солнце — их мать — своими живительными лучами вливает в них силу, поэтому днем они непобедимы. Зато ночью, когда на небе нет солнца, их сверхъестественная сила исчезает и они становятся такими, как все.

Тласкальцы, не сомневаясь в правильности предска­зания жрецов, решили ночью внезапно напасть с трех сторон на испанский лагерь.

Но Кортес был опытным и прозорливым полковод­цем. Выставленные им посты и патрули своевременно предупредили лагерь о грозящей опасности. Солдаты спали не раздеваясь, с оружием в руках и держали лошадей под седлом. В мгновение ока испанцы были на ногах, в полной боевой готовности и спокойно наблюдали, как тласкальцы подкрадываются к лагерю. Головы их в призрачном свете луны мелькали то тут, то там среди густой кукурузы.

В ночной тьме неожиданно раздался боевой клич конкистадоров. Прогремел дружный залп из пушек и мушкетов, и испанцы бросились на оторопевших от неожиданности индейцев. При свете луны всадники и лошади казались еще более страшными, чем днем. Это были сущие дьяволы — исчадия ада. Они врезались в толпу индейцев, убивая и калеча сотни людей. Дети солнца были непобедимы и ночью, при свете звезд и луны. Они и впрямь казались бессмертными, ибо никто из тласкальцев не видел, как они умирают. Огорченные

поражением тласкальцы принесли в жертву богам обоих жрецов, посоветовавших им совершить нападение ночью.

Но и положение конкистадоров было отчаянным. Одни едва держались на ногах от усталости и бессон­ных ночей, другие страдали от тяжелых ран. Во всем лагере не было ни одного человека, не получившего какого-либо ранения. Были ранены и лошади. Но во всей Тласкале нельзя было найти масла для врачевания ран. Испанцы смазывали раны жиром, вытопленным из тру­пов врага. Сам Кортес заболел лихорадкой. Не хватало одежды, пригодной для горного климата, и съестного. Голодные воины ловили собак, бродивших вокруг поки­нутых пепелищ, и питались их мясом, а порой совер­шали набеги на селения.

Среди солдат снова началось брожение. Чаша их тер­пения переполнилась. Добытая с таким трудом победа не приблизила их к желанной цели — золоту ацтеков. Весь лагерь, как сообщает Берналь Диас, потешался над идеей завоевать всю Мексику, ведь даже маленькую Тласкалу не смогли они покорить. «Не смешно ли нам, больным и ослабевшим, идти походом против великого Монтесу мы с его многими армиями, даже если Тласкала нас и пропустит?»

Солдаты требовали, чтобы им разрешили вернуться в Веракрус и послать на Кубу судно за подкреплением. Они говорили Кортесу, что страдания их неописуемы. Погибло свыше пятидесяти человек, а у каждого из жи­вых по две-три раны. Ни днем ни ночью они не ведают покоя. Даже вьючные животные не мучаются так, как они.

Особенно недовольны были идальго, владевшие на Кубе землей и индейцами.

Кортес с непоколебимым спокойствием выслушивал жалобы. Он хорошо знал своих солдат и старался, не прибегая к резким упрекам и жестоким угрозам, убедить отчаявшихся, что тласкальцы скоро запросят мира и что отступление принесло бы испанцам неминуемую гибель. Ведь если испанцы повернут назад, тласкальцы врзобновят свои атаки, а тотонаки покинут своих союзников, чтобы избежать мести ацтеков. Итак, вперед, только вперед! Христос не оставит своих воинов. И хотя их страдания превосходят страдания героев Греции и Рима, зато слава испанцев затмит подвиги воинов древнего мира.

Эрнандо Кортес (с портрета XVI века)

 

Потеряв веру в победу, конкистадоры впали в уны­ние. Только Кортес и Марина не падали духом. Краса­вица-индианка, ни на шаг не отходившая от вождя, никогда не выказывала малодушия и тревоги, хотя отлично понимала всю опасность положения. Велико было ее влияние на индейцев. Переговоры с тласкаль­цами она вела таким тоном, словно испанцы держали в руках судьбу этого народа. Индейцы взйрали на нее с суеверным страхом, не понимая, как эта жен­щина может изъясняться на языке чужеземцев.

Кортес пустил в ход весь арсенал своей коварной дипломатии: то он грозил тласкальцам смертью и опу­стошением их земель, то предлагал им мир и дружбу, не скупясь на обещания.

Военное поражение погасило у тласкальцев послед­нюю искру надежды. Их войско было разбито. Не по­могли ни отвага, ни хитрость. Касикам не хватало единодушия. Военный совет неоднократно запрещал Хикотенкатлю нападать на испанцев, но молодой вождь упорно отказывался подчиниться.

Кортес умело использовал эти разногласия и посы­лал в Тласкалу подарки. Касики начали думать о мире. Надеясь использовать белых чужеземцев в борьбе с Монтесумой, они прислали к испанцам посольство с мирными предложениями.

Послы, разодетые в праздничные одежды, в уборах из белых перьев — знаком мира — приблизились к лагерю испанцев, уже издали жестами выражая свое благоговение: коснувшись руками земли, они целовали затем свои руки, окуривали вал укрепления благовон­ными травами.

Испанский полководец принял послов торжественно и сурово, стараясь внушить им страх и благоговение и. скрыть от них, как в действительности усталы и из­мучены испанцы.

Послы сказали:

— Коли вы — злые и жестокие боги, то мы передаем вам пятерых рабов. Пейте их кровь, ешьте их мясо. Коли вы добрые боги, примите от нас благовонные травы для курения и пучки пестрых перьев. А коли вы люди, то утолите голод мясом, хлебом и плодами.

Послы заявили, что пришли просить прощения и мира.

Однако молодой вождь Хикотенкатль снова отка­зался подчиниться решению военного совета и не рас­пустил свое войско; не веря коварным предложениям дружбы, он готовился к новым сражениям.

' Испанские хронисты называли Хикотенкатля крово­жадным и жестоким варваром, на самом же деле нельзя не восхищаться его мужеством, стойкостью, дальновидностью и горячим патриотизмом.

Притворившись, что он якобы тоже готов заключить мир, Хикотенкатль послал к Кортесу другое посольство с дарами и съестными припасами. Часть посланцев через несколько дней покинула лагерь, но около пяти­десяти человек остались. Марина утверждала, что это лазутчики. Кортес велел их схватить. На допросе ин­дейцы признались, что им было приказано разведать силы испанцев и по условному знаку поджечь лагерь. Вождь конкистадоров, стремясь в корне пресечь вся­кую попытку нападения, велел отрубить пленникам руки и отослать их обратно, сказав, что тласкальцы могут явиться сюда в любое время, и днем и ночью, но всегда найдут испанцев бодрствующими, в полной боевой готовности.

Надо отметить, что Кортес отнюдь не стыдился своей жестокости и впоследствии сам сообщил об этом ко­ролю.

При виде несчастных, искалеченных воинов, Хико­тенкатль понял, что ему не справиться с жестокими и коварными чужестранцами, и оставил мысль о даль­нейшем сопротивлении.

Спустя два дня к испанскому лагерю приблизилось торжественное шествие во главе с Хикотенкатлем, кото­рого сопровождали пятьдесят старейшин. Полководец был в белом одеянии, украшенном белыми перьями и драгоценными камнями. Это был высокий и строй­ный человек, с гордой осанкой и умным лицом. Муже­ственно и открыто объявил он Кортесу, что один вино­вен во всех столкновениях, так как ослушался военного совета. Он-де думал, что испанцы — союзники злей­шего врага Тласкалы Монтесумы, и из любви к своей родине старался защитить ее независимость. Он счи­тает себя побежденным, сдается на милость Кортеса и надеется, что тласкальцы получат мир и прощение. Тласкала готова принять Кортеса со всем его войском и заключить с белыми дружеский союз.

Затем Хикотенкатль приказал принести подарки — простые украшения и ткани из перьез, сказав, что Тласкала бедная страна, у нее нет ни золота, ни тка­ней, ни соли. Повелитель ацтеков оставил тласкальцам только свободу и оружие, и они теперь отдают их в руки испанцев.

По словам хрониста Саагуна, Кортес великодушно принял подарки и с тонкой дипломатией заметил, что они имеют для него особую ценность, так как получены от тласкальцев, а не из другого, более богатого дома.

Кортес принимает тласкальских касиков с дарами (из старинной мексиканской рукописи)

 

Так закончилась война конкистадоров с отважной Тласкалой. Продержись индейцы чуть подольше, борьба закончилась бы гибелью завоевателей. Теперь же конкистадоры торжествовали победу, и их вера в Кор­теса крепла с каждым днем. Росла и слава испанцев, ведь они одолели непобедимую Тласкалу, которую не смог победить даже сам Монтесума.

К Кортесу снова с богатыми дарами явились послы Монтесумы. Повелитель ацтеков выражал готовность подчиниться испанскому королю и ежегодно выпла­чивать ему большую дань золотом, серебром, драгоцен­ными камнями. Он просил испанцев лишь об одном: отказаться от дальнего похода в Теночтитлан, ибо путь этот, по его словам, был тяжел, горист и безводен. Монтесума утверждал, что не может поручиться за своих людей и обеспечить гостям безопасность. Так повелитель ацтеков вторично допустил ошибку — еще большую, чем в первый раз: дал понять испанцам, что владеет несметными богатствами, но бессилен их за­щитить.

Весть о победе испанцев над Тласкалой с быстротой молнии облетела всю Мексику. Монтесумой овладел суеверный страх, он решил, что белые и впрямь по­сланцы Кецалькоатля, а может быть, даже и боги, которых надо во что бы то ни стало умилостивить. Лишь наиболее прозорливые военачальники и среди них племянник властелина — отважный Куаутемок — пыта­лись убедить Монтесуму, что ацтеки не должны прояв­лять слабости и колебаний, а выступить с оружием в руках против коварного врага и сражаться не на жизнь, а на смерть, до победного конца. Однако Мон­тесума отклонил все их предложения.

Тласкальцы опасались, как бы посланцы Монтесумы не перетянули испанцев на свою сторону. Совет пле­мени решил в полном составе отправиться к Кортесу и остаться там в качестве заложников. Знатных тла­скальцев, одетых в белые одеяния, несли в паланкинах рабы. Самым почтенным из них был слепой отец Хикотенкатля. Он сел возле Кортеса, ощупал его лицо й тело, стараясь получить хоть какое-нибудь представление об удивительных пришельцах.

Затем старец сказал:

• Великодушный полководец! Смертен ты или бес­смертен, верховный совет Тласкалы признал твою власть над нами и выражает глубочайшую покорность тебе. Мы не просим у тебя прощения за ошибку нашего народа, мы принимаем на себя всю ответственность, на­деясь искренностью и прямотой смягчить твой гнев. Никто иной, как мы решили идти на тебя войной, и мы же теперь просим у тебя мира. Мы знаем, что Монтесума во что бы то ни стало старается расстроить наш союз. Если ты послушаешься его, то помни, что он наш враг, и хотя ты еще не испытал на себе его ти­рании, но наверно почуял, как он коварен, ибо он пы­тался толкнуть тебя на неправедные дела. Мы не про­сим у тебя помощи против него. Мы сами достаточно сильны, чтобы победить любого, кроме тебя. Однако нас огорчает, что ты веришь его посулам, ибо мы знаем коварство Монтесумы. Почему ты не внемлешь нашим мольбам? Почему не желаешь почтить своим посеще­нием наш город? Мы твердо решили снискать твою дружбу и доверие или же отдать в твои руки свою свободу.

У тласкальцев не было иного выбора: либо иго ацте­ков, либо союз, вернее, зависимость от неведомых при­шельцев, против которых была бессильна самая отчаян­ная отвага.

Кортес, этот коварный и ловкий политик, решил воспользоваться давнишней враждой между тласкаль­цами и ацтеками, добиться, чтобы оба народа стреми­лись к дружбе и сотрудничеству с белыми. Главно­командующий охотно дал обещание посетить Тласкалу, но не торопился исполнить его. Он хотел предоставить отдых своим измученным воинам, хотел сам опра­виться от лихорадки, а также ждал от Монтесумы новых важных вестей. И, действительно, Монтесума, обеспокоенный угрозой союза испанцев с тласкальцами, через несколько дней пригласил Кортеса в столицу ацтеков.

Вождь конкистадоров охотно принял приглашение, но велел передать Монтесуме, что он сначала посетит Тласкалу, взяв с собою послов Монтесумы, — пусть поглядят, какой прием окажут ему побежденные.

Вскоре в лагерь испанцев прибыло пятьсот тласкальцев-носилыциков, готовых нести самую тяжелую поклажу.

Испанцы с удовольствием приняли эту помощь. Они обессилели от множества тягот и невзгод, и теперь им не хотелось опять тащить на себе громоздкие пушки и амуницию.

Прибытие испанцев в Тласкалу 23 сентября 1519 года было поистине триумфальным. Улицы и плоские крыши домов были запружены народом. Под барабанный бой и звуки свирелей жрецы в белых одеяниях с куриль­ницами в руках окуривали чужеземцев благовонными травами, девушки осыпали их цветами, а члены совета смиренно приветствовали победителей.

Тласкала была одним из крупнейших городов в этих высокогорных районах. Кортес в своем донесении ко­ролю сравнивал ее с Гренадой как по количеству до­мов, так и по плотности населения. Дома тласкальцев были сложены из камня, глины или кирпича-сырца.

Они строились без окон и дверей. Вход прикрывался плетеными циновками. Навешанные на них кусочки меди бренчали, когда кто-то входил в дом. Город был густо населен. Кортес сообщал, что на городской рынок каждый пятый день собиралось до тридцати тысяч че­ловек. Особенно восхищались испанцы прекрасными изделиями тласкальских горшечников, не уступавшими лучшим образцам европейской керамики. За порядком на улицах и на рынке следили особые чиновники (ис­панцы называли их полицейскими). Тласкальцы поль­зовались также парикмахерскими и банями с горячей водой и паром.

Высокие каменные стены делили город на четыре района, каждый из которых занимало одно племя со своим вождем. Со всех сторон город обступали окутан­ная облаками Сьерра Тласкалы и другие горные хребты, поросшие темным сосновым лесом, кленовыми и дубовыми рощами.

Конкистадорам отвели под квартиры такой большой дворец, что всем было вдосталь места. Кортес приказал немедленно выставить у входов и выходов караулы и потребовал от солдат соблюдения самой строгой ди­сциплины. Половина солдат бодрствовала, другая по­ловина спала с оружием в руках. Тласкальцы видели, что испанцы не доверяют им, но Кортес успокоил ин­дейцев, сказав, что таков уж воинский обычай европей­цев — быть начеку и в мирное время.

Убедившись в преданности тласкальцев, Кортес ре­шил, что пришло время обратить их в христианскую веру. Как рассказывает автор письменной истории тла­скальцев, крещеный индеец Камарго, Кортес этим не­разумным шагом чуть было не нарушил дружеские отношения и с таким трудом установленный мир. Когда он попытался уговорить жрецов и касиков отказаться от древних богов и уничтожить языческих идолов, тла­скальцы ответили, что одного лишь испанского бога им будет мало, они, дескать, привыкли ко многим богам. Один оберегает их от бурь, другой — от наводнений, третий охраняет на поле боя. И есть еще много богов на всякие случаи жизни.

Не помогли и старания патеров: тласкальцы внима­тельно выслушали их, но попросили, чтобы они упоми­нали имя своего единого бога лишь у себя в лагере, а то еще индейские боги услышат такие речи и в от­местку уничтожат Тласкалу. Касики находили и другие отговорки.

• Чтобы распознать ваших богов и весь ваш оби­ход, — говорили они, — нужен немалый срок. Когда мы со временем все это узнаем, мы, конечно, изберем полез­ное и правильное. Если же теперь из любви к вам мы, старики, вдруг примем ваши обычаи, то что скажет наша молодежь? Жрецы и так уже грозят, что нас по­стигнут голод, мор и опустошительные войны.

По столь бесстрашному ответу можно было судить, что они предпочтут смерть отказу от своих богов.

Кортес готов был уже, как он это сделал в Семпоале, разбить идолов, уничтожить храмы и силой окрестить индейцев, но осторожный патер Ольмедо удержал раз­горячившегося полководца от опрометчивого шага, ска­зав, что сначала следует завоевать всю Мексику. Мо­нах яснее, чем сам «капитан-генерал, понимал, что такой воинственный народ, как тласкальцы, не может быть силой обращен в чужую веру.

• Время еще не пришло, — увещевал он. — Хоть вы и сказали им много полезного, но все же этого недостаточно, чтобы они уверовали!

На одной из площадей города испанцы водрузили крест и каждый день отправляли возле него торжест­венное богослужение, на которое с большим интересом взирали тысячи ничего в нем не понимавших индейцев. По мнению хронистов, туземцы таким образом учились почитать религию завоевателей.

Хронисты Эррера и Солис утверждают, что само небо пришло на помощь конкистадорам: едва лишь они оставили Тласкалу, с неба спустилось светлое облачко и окутало покинутый крест ярким сиянием. Этот святой знак всю ночь излучал свет, подобно огненному столбу. То было знамение, которым небо подтвердило благо­родную миссию испанцев, несших христианское учение миллионам язычников.

Старый Хикотенкатль стал ближайшим советником испанцев и предложил им породниться с тласкальцами.

• Малинцин! — сказал он. — Чтобы окончательно утвердиться в нашей дружбе, прими еще один дар от нас: мы решили дать наших дочерей вам в жены, что­бы у нас с вами выросло общее потомство.

                Сам он предложил Кортесу свою дочь. Невест вскоре окрестили. Дочь Хикотенкатля была названа Луизой, и Кортес, взяв ее за руку, подвел к Педро де Альва­радо, сказав, что это его младший брат и самый важный после него начальник. У Альварадо были светлые гу­стые волосы, и индейцы называли его «Тонатиу», что означало «Солнце». С новыми союзниками породни­лись многие тласкальцы.