Возникновение сапотекского государства

Период II Монте-Альбан был одной из наиболее захватывающих фаз сапотекской доистории. Этот период начался к 100 г. до н. э. и продолжался до 200 г. н. э. Во время фазы Монте-Альбан II уже не может быть никакого сомнения, что общество Оахаки было организовано как государство, и притом экспансионистское государство. Практически каждая институция Периода II, которую можно обнаружить археологическим путем, отражает государственный уровень социополитической организации. Эти институции (многие из которых были также отмечены в ранних государствах Старого Света) будут рассмотрены в этой главе; в Главе 14 мы покажем, как проводилась сапотекская экспансия через колонизацию и завоевание.

Оценка численности населения

 

Государство фазы Монте-Альбан II, по всей вероятности, жило за счет комбинации сухого земледелия, ирригации и податей. В рационе фигурировали маис, бобы, тыквы, перцы чили, авокадо, агава, опунция и другие дикие и одомашненные растения. В долине теперь было так много людей, что оленина, вероятно, была под запретом для всех, кроме элиты, но все еще имелось множество кроликов, замыкающих черепах, гоферов (американских мешетчатых крыс), птиц и ящериц для простолюдинов. К одомашненной собаке, все еще главному мясному ресурсу, сапотеки теперь добавили мясо и яйца индейки (Meleagris gallopavo). Где и когда впервые были одомашнены индейки – неизвестно; их диких предков до сих пор можно найти в северной Мексике и Соединенных Штатах.

 

193. Шестнадцать важных поселений фазы Монте-Альбан II, наложенные на карту классов с/х земель долины Оахака. (Более 500 меньших поселений пропущено).

Монте-Альбан II также отличался самой красочной и заметной керамикой в Оахаке со времен фазы Сан-Хосе. Полированные серые изделия оставались популярными, но к ним присоединились маслянисто-красные, с красной росписью на оранжевом фоне, с красной росписью на кремовом фоне, черные и черные с белым ободком сосуды, причем многие формы и цвета отражают обмен идеями с соседним Чьяпасом. Заметность этой керамики превращает ее идентификацию на поверхности земли в относительно легкий процесс, и в долине Оахака для этого периода было идентифицировано 518 сообществ.

Это число на 227 меньше, чем в фазу Монте-Альбан Ic, и, несмотря на тот факт, что поселения Монте-Альбана II были в среднем крупнее, это уменьшение числа поселений повлияло на оценку численности населения, выполненную Settlement Pattern Project. Их оценки для долины в Монте-Альбан Ic в среднем равняются 51 000; их оценки для Монте-Альбана II в среднем равняются 41 000. Считается, что эта убыль примерно в 10 000 человек отражает движение сапотеков за пределы долины Оахака как часть целенаправленной колонизации соседних областей.

Многие линии доказательств наводят на мысль, что такая колонизация действительно имела место (Глава 14). Однако, также следует помнить, что такой атрибут как керамика, выбранный в качестве диагностического критерия периода, может негативно повлиять на оценку численности населения. В данном случае мы подозреваем, что частично убыль населения в Период II проистекала из завышенной оценки численности населения для Периода Ic.

Возникновение иерархии центральных мест

 

Некоторые атрибуты системы поселений Периода II указывают, что теперь вся долина находилась под контролем единственного государства с центром в Монте-Альбане.

Во-первых, кольцо из 155 поселений, окружавшее Монте-Альбан во время Позднего Периода I, теперь пропало. В центральном регионе долины Оахака, когда-то плотно населенном, теперь оказалось всего 23 сообщества. Это наводит на мысль, что Монте-Альбан больше не нуждался в концентрации земледельцев, воинов и работников в пределах 15 км от города, поскольку его правители теперь могли рассчитывать на поддержку всей долины.

 

194. Гистограмма 40 крупнейших поселений в долине Оахака в период Монте-Альбан II. Предполагается, что только Уровни 1-3 иерархии поселений имели административные функции.

Вдобавок, теперь не видно никакой неопределенности и двусмысленности относительно четырехуровневой иерархии сообществ в долине. Монте-Альбан, площадь которого достигла 416 га, теперь был единственным «большим городом» (city), занимающим Уровень 1; численность его населения оценивается в 14 500 человек.

Шесть городов, с населением, по оценке, 970 – 1950 человек, могли быть сообществами Уровня 2, или «меньшими городами» (towns). Все они лежат на расстоянии от 14 до 28 км от Монте-Альбана, менее, чем в дневном переходе. Во всех видны поверхностные признаки того, что это были региональные административные центры. Даже четвертый по величине среди этих городов, Сан-Хосе-Моготе, занимал 60 – 70 га.

Уровень 3 иерархии состоял, по крайней мере, из 30 «больших деревень» в диапазоне 5 – 10 га, с численностью населения, по оценкам, 200 – 700 человек. Ряд этих поселений был раскопан, в них обнаружились следы общественных зданий.

Наконец, Уровень 4 иерархии состоял из более 400 «маленьких деревень», чье население, по оценке, составляло менее 200 человек. Практически ни одно из этих поселений не было раскопано, и у нас нет данных о наличии административных функций у какого-либо из них.

 

195. Примеры иерархии центральных мест у древних цивилизаций. (Слева) Сеть поселений Уровня 2, 3 и 4 возле древнего шумерского города Эшнунна, Ирак. (Справа) Сеть поселений Уровня 2 и 3 вокруг древнего города майя Калакмуля.

196. Экспериментальная схема иерархии центральных мест для долины Оахака в фазу Монте-Альбан II. Поселения, показанные как черные квадраты, находились в укрепленных или удобных для защиты местах.

197. Сети больших и малых деревень, которые окружали центры Уровня 2 – Сан-Хосе-Моготе, SMT-23 и Дайнсу.

198. Огромные археологические маунды поднимаются над защитной вершиной холма возле Сучилькитонго в северной части субдолины Этла.

Поразительно равномерные дистанции между некоторыми городами Уровня 2 и Монте-Альбаном наводят на мысль, что мы имеем дело с «иерархией центральных мест». Это термин, используемый в культурной географии для столь хорошо интегрированной административной иерархии, что меньшие города окружают столичный город на очень равномерном расстоянии; в свою очередь, крупные деревни окружают меньшие города на равномерном (и более коротком) расстоянии [1]. Такая система поселений выглядит как сеть из примыкающих друг к другу ячеек, причем каждая ячейка представляет административную единицу. Давайте рассмотрим некоторые из наиболее регулярных «сетей» Монте-Альбана II.

Четыре очевидных административных центра Уровня 2 – Сан-Хосе-Моготе, Сан Фелипе Техалапан, Дайнсу, и Поселение SMT-23 возле Сан-Мартин-Тилькахете – находятся на расстоянии 15 – 22 км от Монте-Альбана. Пятое сообщество, Тлалиштак, хотя и не превышает по размеру среднее поселение Уровня 3, находится в подходящем положении, чтобы служить еще одним центром Уровня 2. Техалапан находится в удобном для защиты месте, а Дайнсу лежит у основания оборонительного холма.

Если мы сфокусируемся на Сан-Хосе-Моготе, Дайнсу и SMT-23, окажется, что у каждого есть неравномерная сеть из больших и малых деревень вокруг. Эти сети из подчиненных сообществ подразумевают, что Сан-Хосе-Моготе, Дайнсу и SMT-23 были главными региональными административными центрами для регионов Этлы, Тлаколулы и Валье-Гранде, соответственно. Зависимые от них крупные деревни лежат в 3 – 8 км от ближайшего меньшего города, грубо говоря, в одном – двух часах пути.

Два других поселения, классифицированных как центры Уровня 2 на основании размера, как кажется, не были окружены сравнимой сетью крупных деревень. Магдалена-Апаско, по-видимому, была меньшим городом в сети Сан-Хосе-Моготе. Сучилькитонго, центр на вершине холма вблизи верховьев реки Атойяк, мог служить для защиты северного входа в долину. (Меньший центр на вершине горы, Эль-Чоко, мог защищать проход в месте выхода реки Атойяк из долины на ее пути на юг).

Эта регулярная схема из меньших городов и больших деревень под городом Монте-Альбаном отражает уровень общедолинной интеграции, которой не видели ранее Периода II. Полное понимание этой региональной системы, однако, потребует раскопок на каждом уровне иерархии. Размер, взятый сам по себе, не всегда отражает политическое значение поселения, и оценки численности населения по останкам на поверхности носят пробный характер.

 

199. В этой художественной реконструкции, Главная площадь Монте-Альбана тянется на 300 м между акрополем на Северной платформе и пирамидой Южной платформы. Главные здания обозначены буквами, как их обозначил Альфонсо Касо.

Археологические планы сапотекских государственных институций

 

Многие государственные институции ассоциируются с определенным типом общественного здания. План такого здания часто можно распознать при археологических раскопках; это относится и к артефактам определенного типа, связанным с данной институцией. Сейчас мы рассмотрим ряд построек из следующих четырех сообществ фазы Монте-Альбан II:

1. Монте-Альбан, столица долины, наше единственное поселение Уровня 1.
2. Сан-Хосе-Моготе, региональный центр для субдолины Этла, поселение Уровня 2.
3. Дайнсу, региональный центр для субдолины Тлаколула, поселение Уровня 2.
4. Куилапан в Валье-Гранде, вероятный центр Уровня 3.

План «Главной площади»

Монте-Альбан II стал свидетелем невероятного роста числа и типов общественных сооружений. Несомненно, дальнейшие раскопки в Монте-Альбане пополнят наш скудный перечень зданий Периода I, многие из которых лежат скрытыми под тоннами позднейших построек. Даже зная это, мы испытываем благоговение, рассматривая взрывной рост публичной архитектуры в Период II.

В эту эпоху правители Монте-Альбана выровняли огромную площадь, 300 м с севера на юг и 200 м с востока на запад, и вымостили ее белым штуком, чтобы создать Главную площадь города. В местах естественного выхода на поверхность материковой породы, где такие выступы оказались слишком высоки, чтобы их можно было сравнять, последние послужили ядром для главных зданий. Один ряд идущих с севера на юг сооружений стал восточной границей площади, другой ряд послужил западной границей, а третья линия сооружений покрыла серию материковых выступов в центре площади.

Северные пределы площади были установлены Северной платформой, громадным акрополем с длиной стороны 250 м, который поглотил несколько зданий Периода I и в дальнейшем укрупнялся и обновлялся позднейшими правителями. Мы не знаем, как в это время выглядела южная граница площади, поскольку постройки Периода II теперь погребены под Южной платформой, огромной структурой, которая в более поздние времена достигла боковой длины 150 м.

 

200. Художественная реконструкция Сан-Хосе-Моготе во время фазы Монте-Альбан II. На переднем плане находится Маунд 1, модифицированный холм, эквивалентный Южной платформе Монте-Альбана. В дальнем конце Главной площади находится Маунд 8, уменьшенная версия Северной платформы Монте-Альбана. Река Атойяк ограничивает поселение с юга.

201. Углубленный патио Северной платформы Монте-Альбана, вид из северо-восточного угла.

202. Вход с колоннадой и углубленный патио на Маунде 8 в Сан-Хосе-Моготе.

203. В один из храмов на Маунде 1 в Сан-Хосе-Моготе можно было попасть по этой секретной подземной лестнице, изначально имевшей крышу из каменных плит.

Эта схема «Главной площади» не ограничивалась Монте-Альбаном; по меньшей мере, у нескольких городов Уровня 2 иерархии были площади, спланированные в подражание столичной. Вероятно, самым известным из этих городов был Сан-Хосе-Моготе, который, после нескольких столетий относительного запустения, переживал значительный ренессанс в фазу Монте-Альбан II.

Возродившийся в качестве ведущего центра Уровня 2 в субдолине Этла, Сан-Хосе-Моготе получил Главную площадь, тянущуюся на 300 м с севера на юг и на 200 м с востока на запад, очень похожую на площадь Монте-Альбана. Сходство в планировке между этими двумя площадями поразительно. Маунд 8 в Сан-Хосе-Моготе, образующий северную границу площади, кажется соответствующим Северной платформе Монте-Альбана. Оба эти возвышения поддерживают правительственную структуру, к которой можно добраться, вскарабкавшись по большой лестнице и пройдя через портик с колоннами; в портике Монте-Альбана было два ряда из шести колонн, в портике Сан-Хосе-Моготе – единственный ряд из шести колонн. Правительственная структура Монте-Альбана имела углубленный патио 50 м в поперечнике, с глубиной 4 м; соответствующий углубленный патио в Сан-Хосе-Моготе был 20 м в поперечнике и менее глубоким. Обе структуры, очевидно, были местами собраний элиты; каждая структура, однако, имела «комнаты для приема» позади своего углубленного патио.

Продолжив сравнение Монте-Альбана и Сан-Хосе-Моготе, мы увидим, что в обоих городах вдоль обеих сторон площади находились двухкомнатные храмы, и такие же храмы располагались на природных выступах внутри площади. В Сан-Хосе-Моготе было, по меньшей мере, десять таких храмов в Период II. В Монте-Альбане их могло быть вдвое больше. Подавляющее большинство этих храмов смотрело на восток или на запад. В примерно пяти случаях в Сан-Хосе-Моготе (и, по меньшей мере, в таком же количестве случаев в Монте-Альбане), пары храмов смотрели прямо друг на друга вдоль пути солнца с востока на запад.

В некоторых храмах по обеим сторонам площади под полом имелись тайники с важными дарами, что будет рассмотрено ниже. Более того, в некоторые храмы можно было попасть по тайным проходам, напоминающим те, что мы видели ранее в Монте-Негро. В случае Монте-Альбана, это был туннель под восточной половиной Главной площади, позволявший священникам перемещаться между зданиями, никому не попадаясь на глаза. В случае Сан-Хосе-Моготе, имелась подземная лестница, поднимавшаяся на Маунд I - увенчанный храмом мыс в южном конце Главной площади, который соответствует Южной платформе Монте-Альбана.

Наконец, и в Монте-Альбане, и в Сан-Хосе-Моготе на площадях имеются площадки для игры в мяч, построенные в форме римской цифры I. В Сан-Хосе-Моготе никогда не было больше одной такой площадки; в Монте-Альбане в конечном итоге оказалось семь таких площадок, разбросанных по городу, но многие из них были построены в более поздние периоды.

Дворцы и гробницы

Многие аристократы этого периода жили в больших дворцах, выстроенных из адобовых кирпичей и известковой штукатурки поверх фундамента из каменной кладки. В настоящее время мы остро нуждаемся в более полных планах этих зданий, например, таких, как здание с внешней стороны юго-западного угла Северной платформы Монте-Альбана. Одна такая резиденция, построенная на Маунде 9 на Главной площади в Сан-Хосе-Моготе, была частично раскопана Робертом и Джудит Цейтлин (Robert and Judith Zeitlin). Она состоит из многочисленных патио, окруженных 3 – 4 комнатами, и, похоже, непрерывно перестраивалась все то время, пока в ней жили. Многие из этих модификаций включали деление существовавших ранее комнат и патио на меньшие отсеки, вероятно, в ответ на рост числа обитателей.

Гробницы сапотекских аристократов стали на протяжении Периода II куда более впечатляющими, подразумевая, что простые прямоугольные могилы прежних времен теперь были недостаточно совершенны для возникающего правящего класса. Теперь гробницы могли иметь сводчатую крышу, план в форме креста, включавший несколько комнат и ниш для даров, и дверной проем, к которому надо было спускаться по ступеням. Следовательно, гробницы могли повторно вскрываться по многим случаям, когда различные члены знатной семьи умирали, и их добавляли к уже погребенным.

Типичной является Гробница 118 в Монте-Альбане. Главная камера, длиной 3.5 м и высотой 1.6 м, была расширена с правой, левой и задней стороны с помощью ниш длиной 1 м и высотой вполовину меньше высоты основной камеры. В переднюю камеру-«прихожую» можно было попасть, спустившись по крутой двухметровой лестнице [2]. Мы подозреваем, что монументальность некоторых могил Монте-Альбана II – а также растущий разрыв между ними и могилами простых людей – сигнализирует о появлении стратифицированного общества, подобного сапотекскому обществу 16-го века (Глава 1).

 

204. План и поперечное сечение Гробницы 118 в Монте-Альбане.

205. Модель Патрика Кирча (Patrick Kirch), изображающая переход от рангового общества к стратифицированному обществу на Гавайях. При старой «родовой» (ancestral) системе даже семьи низкого ранга были все еще генеалогически связаны с вождем и его высокоранговыми близкими родственниками. При новой «территориальной» системе семьи самого низкого ранга были отрезаны от родословной и превратились в отдельную страту простолюдинов.

В большинстве вождеств существует непрерывный континуум из ранговых различий, пронизывающий общество сверху донизу. Люди ранжированы в соответствии со своей генеалогической дистанцией от верховного вождя, причем персоны самого низкого ранга в действительности связаны с ним (вождем) очень отдаленно. В самых архаичных государствах, существовал реальный генеалогический разрыв между стратой аристократии и стратой простолюдинов. Менее знатные аристократы знали, что они, по крайней мере, отдаленно находятся в родстве с царем. Простолюдины вообще не считались как-то с ним связанными. Как мы видели, две страты поддерживали свою разделенность благодаря классовой эндогамии, практике заключения браков только в пределах своего класса.

Существует много возможных сценариев эволюции вождеского общества в стратифицированное. Объяснение, сосредоточенное на людях-акторах, могло бы начинаться с указания на потребность вождя увериться, что ему будет наследовать его потомок. Он мог обеспечить это единственным способом – жениться на женщине с самым высоким рангом из доступных. Генеалогический разрыв, упомянутый выше, мог возникнуть благодаря интенсивному состязанию за наиболее выгодные браки. В конечном счете, наиболее генеалогически отдаленные члены общества – такие, брак с которыми мог лишь обречь чьего-либо потомка на низкий ранг – могли прийти к тому, что их родственные связи с элитой оказались разорванными. Это, очевидно, произошло с семьями низкого ранга на Гавайях непосредственно перед образованием государства [3].

Поспешим, однако, добавить, что существование государства нельзя показать только по наличию изысканных гробниц. Вождям также достаются элегантные погребения, например, такое погребение получил Татуированный Змей, великий вождь индейцев натчез [4]. Нужны многие линии доказательств – иерархия центральных мест, урбанизм, царские дворцы, работающие на постоянной основе священники, постоянное присутствие на завоеванных территориях и т. д. – чтобы можно было утверждать существование государственности.

Двухкомнатные храмы с колоннами

В Главе 12 мы поднимали вопрос, когда именно к сапотекскому храму была добавлена вторая комната, превратившая его из обобщенной религиозной структуры в йоопее (yohopee), описанный в испанских отчетах 16-го века. Эта модификация, отчетливо представленная в фазу Монте-Альбан II, важна, поскольку она, вероятно, была выполнена для размещения профессиональных жрецов, которые жили во внутренней комнате храма.

Такие храмы соответствуют имеющимся у нас описаниям стандартизованных структур сапотекской государственной религии 16-го века. Они строились, практически по одинаковому плану, на всех уровнях иерархии поселений от столицы и вплоть до Уровня 3 включительно.

 

206. Двухкомнатный храм, открытый Альфонсо Касо на Здании X в Монте-Альбане, 1935 г. Круги – это основания колонн.

207. Еще более ранний храм на Здании Х в Монте-Альбане, который открыл Хорхе Акоста в 1945-46 гг.

Работающие на постоянной основе жрецы взяли в свои руки выполнение большого числа ритуалов, которые прежде выполняли сапотекские миряне. Люди, которые могли сами приносить в жертву своих животных в 1000 г. до н. э., теперь должны были приносить этих животных в менее сакральную внешнюю комнату храма и передавать священнику, который выполнил бы жертвоприношение в более сакральной внутренней комнате. В то время, как высшие жрецы, или уиха-тао, по словам информаторов, имели комфортабельные резиденции, и приходили и уходили по настроению, биганья или младшие жрецы описываются как «никогда не покидающие храм» [5].

Один из наиболее хорошо известных храмов этого типа был обнаружен Альфонсо Касо в 1935 г. на Здании X, прямо на северо-востоке от Главной площади Монте-Альбана [6]. Построенный поверх платформы, с лестницей на южной стороне, храм имел размеры 10 х 8 м. Проем, ведущий во внешнюю комнату, был шириной 4 м и имел по одной колонне с каждой стороны прохода. Чтобы попасть во внутреннюю комнату, было необходимо пересечь внешнюю комнату и подняться на 30 см через второй проем, также обрамленный двумя колоннами. Этот второй проем был более узким, а внутреннее сакральное помещение было меньше, чем внешняя комната.

Хорхе Акоста обнаружил еще более ранний храм под упомянутым выше в 1945 – 46 гг. [7]. Этот храм фазы Монте-Альбан II имел размеры 12.8 х 11.2 м; в его внутренней комнате имелся бассейн, встроенный в пол из штука, и ящик для подношений в задней части комнаты на линии, проходящей через центр храма. Эти архитектурные детали, вероятно, связаны с размещением подношений или курильниц благовоний, омовением священных предметов, или сбором крови от приносимых в жертву птиц, собак, детей или пленных.

Ритуалы санктификации

На основании этноисторических данных мы подозреваем, что отдельные правители приказывали строить такие храмы и брали на себя расходы на строительство, что расценивалось как проявление царского благочестия. Оказывается, прежде, чем новый храм мог быть построен, было необходимо выполнить то, что антрополог Рой Раппапорт (Roy Rappaport) назвал «ритуал санктификации» [8, 9]. Это ритуал превращал светскую землю в священную землю, и часто требовал захоронения ценных или требовавших большого труда приношений под полом храма. После того, как данный участок превращался в священную землю, над самым первым храмом можно было строить новые храмы и в будущем.

 

208. Пирамидальная платформа и лестница Храма g в Монте-Альбане, где были погребены две принесенные в жертву женщины с подношениями из керамики, жадеита и перламутра.

Непосредственно к северо-востоку от громадного углубленного патио на Северной платформе Монте-Альбана находится маленький патио, окруженный тремя храмами, обозначенными как e, d и g. Анализ движения людских потоков в Монте-Альбане, выполненный Ричардом Блантоном (Richard Blanton), определил, что этот патио был наименее доступным местом во всем городе [10]; таким образом, возможно, что Храмы e, d и g использовались исключительно царской семьей. На маунде Храма g Акоста обнаружил посвятительный тайник с приношениями фазы Монте-Альбан II, включавший 6 глиняных сосудов, 2 ожерелья из жадеита и раковин, мозаику из перламутра, и 2 скелета женщин, которых могли принести в жертву [11].

На глубине 9.5 м внутри Здания I – платформы для более открытого для публики храма в центре Главной площади Монте-Альбана – находилась «дарохранительница» Периода II, типичная для сапотекских храмов. Внутри этого каменного ящика было ожерелье из морских раковин, украшения из жадеита в форме цветов, две мозаичные маски (одна из жадеита и бирюзы, другая из пирита и раковин), и резная кость [12].

 

209. «Адораторий» или низкая ритуальная платформа, к востоку от Здания Н в Монте-Альбане. Именно здесь была найдена жадеитовая маска летучей мыши, показанная на Цветной Вкладке I, вместе с погребением принесенных в жертву людей.

Одно из наиболее эффектных приношений Периода II, однако, было найдено не в храме, а в «адоратории» (месте поклонения) или низкой ритуальной платформе в Монте-Альбане. Эта многоуровневая, похожая на алтарь структура лежит прямо к востоку от Здания H, возле проходящего под площадью туннеля, упомянутого выше. Здесь Акоста обнаружил важное погребение нескольких принесенных в жертву человек у основания адоратория [13]. По крайней мере, пять скелетов, по большей части молодые взрослые, были уложены на вымощенный плитняковым камнем пол, в сопровождении многочисленных жадеитовых ожерелий, ушных украшений из жадеита в форме цветов, масок и пекторалей из жадеита, жемчужин, раковин стромбиды и других морских раковин. Один из скелетов носил в качестве пектораля невероятную маску, сделанную из 25 отдельных кусочков жадеита, подогнанных друг к другу так, чтобы образовать лик летучей мыши, с глазами и зубами из морских раковин. Эта маска, показанная на Вкладке 1, считается шедевром сапотекского искусства.

Храм в Куилапане

Даже храмы в сообществах Уровня 2 и 3 могли иметь важные посвятительные приношения. Например, в одном храме фазы Монте-Альбан II в Куилапане в Валье-Гранде – который, как полагают, был центром Уровня 3 в этот период – под полом лежал принесенный в жертву ребенок. Ребенок был покрыт красным пигментом, с ним лежали 17 жадеитовых статуэток, 400 жадеитовых бусин, 35 морских раковин, два керамических ушных украшения, и рассыпавшиеся мозаики из раковин, обсидиана и гематита [14].

 

210. План двухкомнатного храма из Куилапана, под полом которого обнаружили приношения, включавшие жадеит, раковины, обсидиан, гематит и принесенного в жертву ребенка.

«Открытые» храмы

Не все храмы относились к двухкомнатному типу; некоторые оставались открытыми со всех сторон. Примером может служить Здание II в Монте-Альбане, описанное Игнасио Берналем как «маленький храм с пятью колоннами в передней части и еще пятью колоннами сзади… У него никогда не было боковых стен, и он, фактически, был открыт четырем ветрам» [15]. На южной стороне этого «открытого» храма землекопы обнаружили вход в туннель, который позволял священникам входить и выходить из здания невидимыми, проходя под восточной половиной Главной площади к постройкам на ее центральной линии.

 

211. Керамическая скульптурка гигантского попугая ара внутри храма, Монте-Альбан II. Высота 49.5 см.

Некоторые подсказки, касающиеся возможного использования таких открытых храмов, нам дает примечательная керамическая скульптура, найденная глубоко в Северной платформе Монте-Альбана. Выполненная из керамики с красной росписью на кремовом фоне, характерной для Периода II, скульптурка изображает миниатюрный открытый храм, крышу которого со всех сторон поддерживают колонны. Внутри, прячась в тени колонн, виден гигантский попугай ара, запечатленный с открытым ртом на середине крика. Видна только половина тела птицы, как если бы она появлялась из какого-то скрытого входа в полу. Мы могли бы попробовать предположить, что такие открытые храмы с секретными входами могли быть местом, где на глазах зачарованной публики из туннелей эффектно выныривали жрецы, одетые гигантскими птицами.

Последовательность храмов из Сан-Хосе-Моготе

Для Монте-Альбана II нам не нужно столь усердно полагаться на этнографическую аналогию для реконструкции религиозных ритуалов, как мы это делали для более ранних периодов. Некоторые ритуалы Периода II были настолько похожи на ритуалы исторических сапотеков, что мы можем взамен обратиться к прямому историческому подходу.

Три построенных друг поверх друга двухкомнатных храма из Сан-Хосе-Моготе – Структуры 36, 35 и 13 – дают нам информацию о ритуалах санктификации, курении благовоний, принесении в жертву людей и животных, а также превращении аристократических предков в спутников Молнии. Все три храма выходят на запад, и были построены из адобовых кирпичей, со стенами и полом, покрытыми белым штуком [16].

 

212. Три последовательно построенных друг поверх друга храма фазы Монте-Альбан II в Сан-Хосе-Моготе.

Структура 36, самый старый храм, датируется ранним Монте-Альбаном II. Ее размеры 11 х 11 м, а форма слегка напоминает букву Т, внутренняя комната чуть меньше внешней. Обе колонны, обрамляющие внутренний дверной проем, и все четыре колонны, обрамляющие внешний проем, были сделаны из стволов болотного кипариса. Кипарисовое дерево сохранилось настолько хорошо, что его пригодные для идентификации фрагменты все еще присутствовали в основаниях колонн.

Структура 35, предположительно построенная более поздним правителем над целенаправленно разрушенными остатками Структуры 36, датируется серединой Периода II. Она имела форму буквы Т, как ее предшественница, и была крупнее, 12 х 13.5 м. В ее колоннах, расположенных по одной с каждой стороны внутреннего и внешнего дверных проемов, стволы деревьев теперь были заменены большими камнями, установленными друг на друга и окруженными бутовой кладкой, покрытой известковой штукатуркой. В строительном мусоре между Структурами 35 и 36 мы обнаружили останки перепела, птицы, которую сапотеки наиболее охотно использовали в качестве объекта жертвоприношений.

Еще один правитель построил Структуру 13 поверх разрушенных остатков Структуры 35. Этот храм, датируемый поздним Монте-Альбаном II, имел размер 15 х 8 м и был уже прямоугольным, а не в форме Т. Его колонны – две, обрамляющие внутренний дверной проем и четыре, обрамляющие внешний – были сделаны из поставленных в столбик камней, подобно колоннам Структуры 35. Во внутренней комнате был резервуар, встроенный в пол, как в храме на Маунде X в Монте-Альбане.

Приношения Структуры 35

Структура 35 в Сан-Хосе-Моготе представляет особый интерес, поскольку ее пол, а также оставленные под ним артефакты сохранились под слоем мягкого адобового мусора. На самом полу видны круги из сажи во всех тех местах, где использовались курильницы благовоний; особо предпочтительные места для воскурения благовоний находились в центрах внутренней и внешней комнат, вдоль задней стены внутренней комнаты, и на ступени между внутренней и внешней комнатой. Столбы ароматического дыма из этих курильниц поднимались вверх, пока не достигали почитаемых «Облачных предков» в сапотекском небе.

В южной части задымленной внутренней комнаты без окон на полу был оставлен ряд обсидиановых артефактов. В их число входят два сломанных кинжала листовидной формы, похожих на тот, что мы видели ранее в Монте-Негро, и почти наверняка предназначенных для вырезания человеческих сердец. Вокруг них было разбросано 42 призматических лезвия того типа, что использовался сапотекскими жрецами для выполнения ритуальных кровопусканий, или для принесения в жертву мелких животных, вроде перепела.

 

213. Структура 35 в Сан-Хосе-Моготе. Художник изобразил курильницы благовоний в десяти местоположениях, наиболее часто использовавшихся для этой цели.

214. Гротескная портретная курильница благовоний из Сан-Хосе-Моготе. Высота 55 см.

215. План Структуры 35 в Сан-Хосе-Моготе. Показано, в каких местах на полу были оставлены обсидиановые артефакты.

216. (Слева) Сломанный обсидиановый жертвенный кинжал из Структуры 35, Сан-Хосе-Моготе. Длина фрагмента 5 см.

217. (Справа) Сломанные обсидиановые лезвия из Структуры 35, Сан-Хосе-Моготе. Длина самого крупного образца 6.8 см.

218. Каменный отсек для подношений под полом Структуры 35 в Сан-Хосе-Моготе. Две жадеитовые фигурки показаны там, где они изначально лежали.

219. Под полом Структуры 35 в Сан-Хосе-Моготе обнаружилась эта ритуальная сцена. Она состоит из коленопреклоненной фигуры и принесенного в жертву перепела внутри миниатюрной гробницы из адобов; трансформирующейся «Летящей Фигуры» на каменной крышке гробницы; двух палочек для барабана из рогов оленя; и четырех гротескных женских изображений.

Несмотря на то, что Структура 35 была построена над более ранним храмом, правитель, по поручению которого она была построена, чувствовал необходимость поместить впечатляющие посвятительные дары под полом внутренней комнаты. В отсеке для приношений под северной половиной комнаты лежали две жадеитовые статуэтки, две жадеитовые бусины, и фрагменты мусора, оставшегося от обработки жадеита в куче красного пигмента. Высота более крупной статуэтки 49 см, она стоит прямо, в застывшей позе, вытянув руки по швам. Мочки ее ушей имеют отверстия для украшений, а в верхней части головы просверлена дыра, в которую могло вставляться основание изготовленного из недолговечных материалов головного убора. Статуэтка может изображать принесенного в жертву аристократа. Кусок жадеита, из которого она была вырезана – самый крупный из всех, когда-либо легально раскопанных в Оахаке! – демонстрирует цвет и прожилки, характерные для источника возле Рио-Мотагуа, Гватемала, в более чем 700 км от Сан-Хосе-Моготе (Цветная Вкладка XVI).

Под южной половиной этой же комнаты находился отсек для приношений с семью керамическими фигурками, изображавшими некую сцену. Символизм этой сцены настолько сложен, что даже знание сапотекской этноистории позволяет выполнить только самую схематичную интерпретацию.

Центральное место в сцене занимает миниатюрная гробница, стены которой сделаны из поставленных на ребро адобов, а крышкой служит каменная плита. Внутри этой гробницы находится коленопреклоненная человеческая фигура внутри широкой лохани, сбоку от которой лежит скелет принесенного в жертву перепела. Непосредственно к югу от крыши гробницы лежит пара оленьих рогов, обрезанных, чтобы служить палочками для барабана из панциря черепахи.

Коленопреклоненная фигура принадлежит к типу, получившему в Оахаке название «компаньон». Название обусловлено тем, что такие фигурки часто встречаются в царских гробницах. По ожерелью и крупным ушным украшениям фигурку можно идентифицировать как представителя аристократии; он стоит на коленях, скрестив руки на груди в «позе подчинения», которую мы видели у более ранних статуэток.

Всю длину крыши миниатюрной гробницы занимает лежащая «Летящая фигура», за которой развивается длинный плащ. На ней маска, изображающая Молнию, в правой руке она держит жезл, а в левой – раздвоенный язык змеи, свернувшейся кольцом. Поскольку сапотекские слова «змея» и «молодой маис» (сее или сий) являются омонимами, мы подозреваем, что в руках фигуры мы видим сельскохозяйственный инвентарь – палку для проделывания ямок в земле и метафорическое изображение только что проклюнувшегося маиса.

Позади летящей фигуры сидят в ряд четыре керамических статуэтки, каждая из которых представляет коленопреклоненную женщину в гротескной маске Косийо. Эти женщины, у каждой из которых в голове имеется полая выемка, вероятно, представляют Облака, Дождь, Град и Ветер, четыре спутника Молнии (смотри Главу 1).

Эта сцена может изображать трансформацию почившего сапотекского властителя в «Облачного персонажа» (бен саа) или «Летящую фигуру», которая теперь может общаться с Молнией. Летящая фигура может представлять царского предка коленопреклоненного мужчины в миниатюрной гробнице, или даже частичную метаморфозу этого самого индивида, запечатленного на стадии, когда его тело все еще было человеческим, а лицо уже стало от Косийо.

Сапотекские поля для игры в мяч

Очевидно, что первые «государственные поля для игры в мяч» в форме римской цифры I появились именно во время фазы Монте-Альбан II. Однако, эти поля трудно поместить в историческую перспективу, поскольку у нас мало информации о самой игре в мяч.

Еще в 1000 г. до н. э. отдельные маленькие фигурки, сделанные в мезоамериканских деревнях, по-видимому, были одеты в перчатки, наколенники и имели другую экипировку, ассоциируемую с доиспанской игрой в мяч. В эту игру играли тяжелыми мячами, сделанными из латекса, собранного с местных каучуковых деревьев. Три таких мяча сохранились благодаря заболачиванию в Эль-Манати в южном Веракрусе, поселении, датированном 1000 – 700 гг. до н. э. [17].

Реальные поля для игры в мяч этого возраста до сих пор не были идентифицированы, возможно, потому, что они были обычными прямоугольными открытыми площадками. Наиболее древние поля для игры в мяч, которые удалось идентифицировать до сих пор, были обнаружены в мексиканском штате Чьяпас и датированы 700 – 500 гг. до н. э. [18].

 

220. Маленькая глиняная фигурка игрока в мяч, долина Мехико. Первое тысячелетие до нашей эры.

221. Вид с воздуха на Комплекс А в Дайнсу, административном центре Уровня 2 в субдолине Тлаколула. За поселением находится защитный холм.

222. (Слева) Резной камень из Дайнсу, изображающий игрока в мяч в защитной маске, перчатках и наколенниках, который держит мяч в правой руке.

223. (Справа) Резной камень из Гробницы 6 в Монте-Альбане, изображающий защитную маску игрока в мяч. Высота 40 см.

В Дайнсу, центре Уровня 2 в субдолине Тлаколула, мы получили наши первые надежные свидетельства, касающиеся оахакской разновидности игры в мяч. Дайнсу, население которого в фазу Монте-Альбан II составляло, по оценке, 1000 человек, был построен вдоль основания защитного холма.

В отличие от Сан-Хосе-Моготе, в Дайнсу не было Главной площади, план которой имитировал бы Главную площадь Монте-Альбана. Его архитектура, однако, имеет общие стилистические принципы с сапотекской столицей. Главная правительственная структура Дайнсу, Комплекс А, имеет размер 50 х 30 м, и был построен в три стадии на террасах, подобно Зданию L в Монте-Альбане. Он также включает крытый переход, похожий на переход в Монте-Негро, и узкую крытую лестницу, похожую на лестницу в Сан-Хосе-Моготе. Согласно проводившим раскопки Игнасио Берналю и Артуро Оливеросу, Комплекс А начал строиться в фазу Монте-Альбан Ic, и достиг максимального размера в Период II [19, 20].

В той же манере, что на Здании L в Монте-Альбане, во внешнюю стену самой нижней террасы Комплекса А встроено множество резных камней. Эти резные камни, однако, не изображали убитых пленных; на более чем 47 из них показаны игроки в мяч. Типичная каменная панель содержит изображение единственного игрока в защитной маске вроде тех, что носят фехтовальщики, который держит небольшой мяч в правой руке. Также на фигурах надеты длинные перчатки, короткие штаны и защитные наколенники.

 

224. Поле для игры в мяч в форме латинской цифры I на восточной стороне Главной площади Монте-Альбана. Максимальная длина 41 м.

225. План поля для игры в мяч на западной стороне Главной площади в Сан-Хосе-Моготе. Максимальная длина 41 м.

В Оахаке нет других масштабных изображений на резных камнях, реально сравнимых с этими рядами игроков в мяч из Дайнсу. Во время своих раскопок в Монте-Альбане, однако, Альфонсо Касо нашел резное изображение маски игрока в мяч, что подразумевает, что подобное снаряжение использовалось и в столице [21, 22].

Что представляло собой поле, на котором играли в эту игру? Очевидно, это не были поля в форме I, как в Монте-Альбане и Сан-Хосе-Моготе, поскольку в Дайнсу не было такого поля в Период II. Берналь и Оливерос предположили, что на резных изображениях Дайнсу показана ранняя версия игры в мяч, в которую играли в Дайнсу до того, как Монте-Альбан подчинил себе всю долину. В этой ранней игре использовался мяч размером примерно с апельсин, который держали, бросали или били по нему рукой в утолщенной перчатке. В мяч могли играть на прямоугольных площадках, которые трудно идентифицировать археологам; в Дайнсу было несколько площадей 20 на 20 м, которые могли быть игровыми полями.

С возникновением государства, однако, пришла формализация новой игры, в которую играли на полях в форме I с высокими покатыми стенами по обеим сторонам центральной игровой зоны. Немногие наши примеры этих полей фазы Монте-Альбан II – III настолько стандартизированы, что мы подозреваем, что мы имеем дело с «официальной» игрой. Поля на Главных Площадях Монте-Альбана и Сан-Хосе-Моготе практически идентичны: максимальная длина 41 м, максимальная ширина 24 м, центральная площадка имеет в длину 26-27 м.

Этот более поздний тип полей сапотеки называли лачи, а игру называли кейе или кийе. Хотя мы не знаем ее правил, она, вероятно, напоминала ацтекскую игру под названием оламалистли или улама, в которой к мячу нельзя было прикасаться ладонями; его вместо этого следовала отбивать бедрами, локтями и головой, как в современном соккере [23].

Поле для игры в мяч в Дайнсу: поучительное предостережение

В Дайнсу играли также и в более позднюю версию игры в мяч, на поле в форме I, построенном много позже обсуждаемого нами периода. Раскопки этого поля служат поучительным предостережением для археологов, показывая, так сказать, что ни одно поле для игры в мяч нельзя датировать прежде, чем оно будет раскопано.

С учетом многочисленных изображений игроков в мяч фазы Монте-Альбан Ic – II в Дайнсу, Берналь и Оливерос имели все основания для вывода о том, что поле для игры в мяч в форме I в Дайнсу следует датировать тем же периодом. Вдобавок, когда участники Settlement Pattern Project делали съемку в Дайнсу, они нашли вокруг поля обильные черепки от керамики Монте-Альбана Ic – II [24]. Однако, когда поле в Дайнсу было, наконец, раскопано, Берналь и Оливерос обнаружили, что оно было построено очень поздно, в период, обозначаемый Монте-Альбан IV (вероятно, 900 – 1000 г. н. э.). Более того, оно не имело стандартных размеров, присущих полям для игры в мяч Периода II в Монте-Альбане и Сан-Хосе-Моготе, и было меньше. Причина же, по которой в окрестностях поля было найдено столь много черепков фазы Монте-Альбан I – II, заключалась в том, что в качестве заполнения структуры использовалась земля, содержавшая эти черепки. Тысячи порций этой земли были выкопаны и перенесены к месту строительства в корзинах.

Поля для игры в мяч и административная иерархия

На каких уровнях иерархии поселений фазы Монте-Альбан II появлялись поля для игры в мяч, и какова была их «официальная» функция? На оба эти вопроса ответить трудно. Settlement Pattern Project установил местонахождение почти 40 полей для игры в мяч в долине Оахака [25], но большая их часть остается нераскопанной и, таким образом, недатированной. Если мы ограничимся только раскопанными полями, нам придется сказать, что в Период II их строили только в поселениях Уровня 1 и 2.

Почему раннее сапотекское государство вкладывало средства в строительство и стандартизацию полей в форме I, в сущности, способствуя распространению «официальной» игры? Уверенности нет, но некоторые ученые полагают, что игра в мяч играла роль в решении конфликтов между сообществами. Было выдвинуто предположение, что когда два противостоящих города состязались в атлетическом соревновании, проходившем под контролем государства на стандартизованном поле в их региональном административном центре, результат игры мог трактоваться как знак поддержки победившего сообщества со стороны сверхъестественных сил. Это, в свою очередь, могло уменьшить вероятность, что конфликт между этими двумя городами сможет действительно перерасти в войну.

Параллельное развитие в других частях Мезоамерики

 

В Главе 9 мы показали, что вождеские общества в Оахаке возникли отнюдь не в вакууме. Несмотря на этнические различия и различную природную среду в Оахаке, Морелосе и южном Веракрусе, социальная эволюция в этих трех областях продемонстрировала поразительно схожий характер.

Архаичное сапотекское государство также не возникло в вакууме. В Центральной Впадине Чьяпаса – регионе, отличном с этнической точки зрения, а также более теплом и влажном – возникло другое архаичное государство в период, эквивалентный фазе Монте-Альбан II. Его дворцы и царские могилы сопоставимы с дворцами и царскими могилами Монте-Альбана, а храмы имеют просто вызывающее сходство.

 

226. Чьяпа-де-Корсо лежит во впадине реки Грихальва, примерно в 385 км к востоку от Монте-Альбана.

Руины Чьяпа-де-Корсо тянутся на более чем 1 км² вдоль правого берега реки Грихальва, примерно в 385 км к востоку от Монте-Альбана. Здесь эта крупная река течет на высоте 400 м через тропическую долину, годовой объем осадков в которой составляет 800 мм. В отличие от Монте-Альбана, Чьяпа-де-Корсо не была создана путем синойкизма, и не находилась в удобном для обороны месте. Она выросла из деревни, чья история тянется со времен, предшествующих 1000 г. до н. э.

Дворец

Многие из зданий, окружающих Главную площадь в Чьяпа-де-Корсо, достигли максимального размера в период 150 г. до н. э. – 150 г. н. э. Структура H1 на Маунде 5, на восточной стороне площади, представляет собой дворец, сохранившийся лучше, чем любой другой, известный для данного периода. Здание раскопал Гарет Лау (Gareth Lowe). Размером оно примерно 26 х 16 м, и находится на вершине даже более крупной платформы с массивной лестницей и балюстрадами [26].

Подобно правительственным дворцам Оахаки, Структура Н1, видимо, являлась административным зданием, жилые помещения в котором (если они действительно были жилыми) находились в задней части. Первая комната со стороны входа описана Лау как «огромный вход, приемная или место для собраний», размером 8 х 5 м. Ее стены были сложены из адобов, покрытых известковой штукатуркой, ее крышу поддерживали деревянные колонны. Позади нее лежит комплекс, который мог быть жилым: три маленькие комнаты группируются вокруг углубленного внутреннего двора, дверные проемы в который по бокам обрамляют колонны.

Со всех сторон от этого центрального комплекса комнат находятся маленькие дворики, коридоры и вспомогательные помещения, которые могли быть кухнями, жилищами для прислуги или кладовыми. В задней части дворца имеются две необычные детали, которые могли быть погребами для хранения чего-либо. Они занимают площадь всего несколько квадратных метров, и каждый углубляется на 2.5 м в платформу, на которой стоит здание.

Практически так же интересна, как сам дворец, история его разрушения. Занимавшие его люди, очевидно, были свергнуты, а дворец подвергся сильному пожару, примерно в 100 г. н. э. Это разрушение сопровождалось «резким изменением в ассоциируемой керамике», что означает «очень выраженный культурный и, возможно, этнический сдвиг» в Чьяпа-де-Корсо [27]. Это событие напоминает нам, что яростное соперничество знати (которое мы уже видели в фазу Росарио) продолжилось, не ослабевая, и после создания государства. Мы не знаем, откуда пришли люди, разрушившие Структуру Н1. Новые керамические стили 100 – 200 г. н. э. содержат подсказки, что они могли прийти из регионов, расположенных к востоку.

 

227. Художественная реконструкция Структуры Н1 в Чьяпа-де-Корсо. В левом верхнем углу здание показано на своей платформе.

228. Портретный кувшин с мостиком из оахакской серой керамики, найденный в Гробнице 7 в Чьяпа-де-Корсо. Сосуд похож на кувшины из Погребений 5a и 5b в Абасоло (рис. 192). Высота 29 см.

Здесь мы впервые видим археологический феномен, обычно ассоциируемый с завоеванием или колонизацией чужеземной силой: резкое замещение местного стиля керамики стилем, присущим другому региону. В Главе 14 мы увидим, как этот феномен помогает нам находить документальные подтверждения колонизации и завоеваний государства Монте-Альбан II.

Царская гробница

Элиту Чьяпа-де-Корсо, как и сапотекскую знать, хоронили в искусно сделанных гробницах. Одной из наиболее интересных гробниц является Гробница 7, выкопанная глубоко в материковой породе под Маундом 1. Эта гробница, датированная первым или вторым столетием до н. э. [28], имела стены из адобовых кирпичей и крышу из плит песчаника. Внутри лежал молодой взрослый на носилках из деревянных планок. Тело было украшено жадеитовым ожерельем и составными ушными украшениями из жадеита и раковин. В одном из углов могилы были оставлены два наконечника для дротиков из халцедона и большой обсидиановый нож.

Возможно, наибольшее значение среди погребальных даров имело приношение из 35 керамических сосудов, каждый из которых был привезен из чужих краев [29]. Сюда входили сосуды с росписью из штука из региона Усулутан, Эль-Сальвадор; черные сосуды с белым ободком с побережья Мексиканского Залива в Веракрусе; желобчатые красные сосуды культур Чиканель или Ареналь, в Гватемале; и кувшины с мостиком между шейкой и горлышком из Оахакской серой керамики, идентичные кувшинам, найденным в Монте-Альбане, Сан-Хосе-Моготе и Томальтепеке. Таким образом, возможно, что индивид в Гробнице 7, вдобавок к той привилегии, что его носили на носилках, удостоился похорон, на которые прибыли послы с подарками из многих других регионов Мезоамерики.

Двухкомнатный храм

После смерти аристократа из Гробницы 7 последовало несколько фаз монументального строительства, охвативших Маунд 1 в Чьяпа-де-Корсо. К первому столетию нашей эры его превратили в платформу размером 70 х 40 м, которая образовала южную границу городской Главной площади. Практически каждая структура на этой платформе была каким-то храмом; Структура 1А, которую раскопал Пьер Агринье (Pierre Agrinier), представляет особый интерес, поскольку она зафиксировала появление двухкомнатного храма [30].

 

229. Стадия G5 Структуры 1А в Чьяпа-де-Корсо, однокомнатный храм.

230. Стадия G2 Структуры 1А в Чьяпа-де-Корсо, двухкомнатный храм с отдельными лестницами для жрецов и мирян.

231. Структура I1b, Чьяпа-де-Корсо, стандартный двухкомнатный храм с колоннами, обрамляющими внешний дверной проем.

На рис. 229 мы видим Стадию G5 Структуры 1А. В это время, вероятно, в 250 – 200 г. до н. э., это был однокомнатный храм с длиной стороны 4 - 5 м, построенный из адобов и небольших камней; его стены были покрыты глиной, а пол – известковым раствором.

Между двумя следующими строительными стадиями (G4 и G3) перед ранее существовавшей комнатой была построена вторая. Задние стенки этой внешней комнаты, размер которой составлял 27 м², примыкали снаружи к боковым сторонам внутренней комнаты. Теперь у этой внутренней комнаты было два дверных проема с каждого бока, один из которых вел к лестнице. На Стадии G2 – вероятно, в 150 – 100 г. до н. э. – пол внутренней комнаты был поднят на 15 см над полом внешней комнаты.

Архитекторы Чьяпа-де-Корсо создали теперь собственную версию двухкомнатного храма. У него был приватный боковой вход для жрецов, в то время как простые верующие должны были взбираться по большой лестнице к переднему входу. Хотя у Структуры 1А в Чьяпа-де-Корсо все еще не было колонн, присущих храмам фазы Монте-Альбан II, во всех прочих отношениях она была им эквивалентна.

К 100 – 200 г. н. э., вслед за разрушением дворца на Маунде 5, люди Чьяпа-де-Корсо также строили храмы с колоннами. Структура I1b на Маунде 1, показанная на рис. 231, была маленьким двухкомнатным храмом (48 м²), с колоннами по бокам внешнего дверного проема. Такие храмы оставались популярными по всей Мезоамерике на протяжении следующего тысячелетия.

Заключение

Какие выводы мы можем сделать, наблюдая в высшей степени схожее появление правительственного дворца, царской гробницы, и двухкомнатных храмов с колоннами в Чьяпасе и Оахаке между 150 г. до н. э. и 200 г. н. э.? В очередной раз мы приходим к заключению, что социальная эволюция не происходит в изоляции, и что экологический функционализм плохо объясняет происходящее.

Монте-Альбан, расположенный на защищенной стенами горной вершине в умеренной Оахаке, возник благодаря быстрому урбанистическому переселению и поддерживал себя с помощью ирригации в предгорьях. Чьяпа-де-Корсо медленно росла вдоль поймы тропической реки, возделывая земли в регионе с нормой годовых осадков в полтора раза выше, чем в Оахаке. Каждый регион должен быть осмыслен с учетом собственных природных условий, и в то же время каждый из этих регионов породил государство, чьи политические и религиозные институции имели поразительно похожие архитектурные планы.

Мы предположили, что сапотекское государство сформировалось, когда полития, сосредоточенная в Монте-Альбане, начала подчинять другие политии долины, низводя их до провинций единой системы. Мы не можем утверждать, что Чьяпа-де-Корсо таким же путем подчинила долину Грихальвы. Что мы можем утверждать, так это то, что Монте-Альбан и Чьяпа-де-Корсо находились в столь тесном контакте, что сапотекские кувшины с мостиком были помещены в могилу правителя Чьяпа-де-Корсо.

Мы также можем показать, что соперничество за положение лидера в этих двух регионах было столь яростным, что дворец в Чьяпа-де-Корсо был сожжен, а Монте-Альбан построил защитные стены. Каждый регион знал о политических стратегиях других регионов, и ни в одном регионе элита не могла позволить, чтобы другие ее превзошли. Все, несомненно, заимствовали друг у друга идеи, и, несмотря на самонадеянные прогнозы экологических функционалистов, оба региона породили схожие государственные институции в примерно один и тот же период.