Юбилейные церемонии. Время и царская власть в обществе майя классического периода

Огромное ритуальное значение календаря в Мезоамерике с особой очевидностью прослеживается в традиции совершения в дни окончания определенных периодов времени особых обрядов. Так, ацтеки отмечали завершение каждого 52-летнего Календарного круга пышной церемонией добывания нового огня в специальном храме на высокой горе. Этот обряд символизировал обновление и возрождение мира в начале нового цикла.[i] Майя по случаю окончания календарных периодов устанавливали в своих городах вертикальные каменные плиты или столбы, которые ученые позднее, по аналогии с похожими древневосточными памятниками, назвали стелами. В иероглифических текстах эти монументы обозначаются просто как «камень» (туун) или «большой камень» (лакам туун). В классический период на стелах очень часто вырезали портреты царей, а также надписи с упоминаниями об их ритуальной или политической деятельности, поэтому сегодня эти «камни» являются для нас важнейшим источником информации о событиях того времени. На Юкатане обычай устанавливать стелы в честь окончания двадцатилетия сохранялся вплоть до испанского завоевания, о нем в частности пишет Д. де Ланда: «По исчислению индейцев прошло 120 лет после оставления Майяпана. На месте этого города находится семь или восемь камней, 10 ступней длиной каждый, закругленных с одной стороны и хорошо обработанных. Там имеется несколько строк, [написанных] знаками, которые они употребляют, но так как они стерты водой, их невозможно прочесть. Полагают, однако, что они поставлены в память основания и разрушения этого города. Другие похожие есть в Силане (Zilan), поселении на берегу, хотя более высокие. Местные жители, спрошенные о них, отвечают, что был обычай воздвигать один из этих камней через каждые 20 лет, число, которое они употребляют, чтобы считать свои века (sus edades). Но кажется, что они ошибаются, потому что в таком случае их было бы гораздо больше, однако их нет в других поселениях, кроме Майяпана и Силана».[ii]

В классический период календарные обряды с воздвижением стел, условно именуемые в научной литературе юбилейными церемониями, обычно приурочивались к круглым датам Долгого счета. Чаще всего и с наибольшим размахом отмечались окончания двадцатилетий. Кроме того, обряд мог состояться по завершению пятого, десятого, тринадцатого или пятнадцатого года двадцатилетия. Присутствие в этом ряду тринадцатого года, на первый взгляд, вызывает удивление, но не следует забывать, что число 13 майя считали священным. В Наранхо и Тикале юбилейные церемонии устраивались также в день окончания третьего года двадцатилетия. В Тонине и Паленке отмечалась 1/8 часть двадцатилетия, промежутки в 900 дней. К началу IX века в некоторых городах представления о юбилеях стали еще более сложными. В Мачакиле стелы стали устанавливать в юбилейном году еще и в день Ахав месяца Кумк’у, так чтобы дата напоминала начало новой мировой эпохи. Например, в 815-816 годах церемонии проводились не только в день 9.19.5.0.0, 2 Ахав 13 Йашк’ин, но и в день 9.19.5.11.0, 1 Ахав 13 Кумк’у. В Наранхо стелы ставили в день 4 Ахав юбилейного года.[iii]

Стела 3 из Мачакилы, установленная в день окончания нетипичного периода 9.19.5.11.0, 1 Ахав 13 Кумк’у. Прорисовка Я. Грэхэма.

Установление стелы – это ключевое событие юбилейной церемонии, которое часто особо упоминается в надписях. Археологические раскопки последних лет свидетельствуют о глубокой древности данного обряда, в частности в городище Наранхо в горной Гватемале найдены стелы, датируемые примерно 750 годом до нашей эры.[iv] Как правило, их устанавливали группами перед храмами на центральных городских площадях. Рядом со стелами археологи часто находят так называемые алтари – небольшие камни различной формы, которые, видимо, использовались для сжигания благовоний во время юбилейных церемоний (на некоторых из них сохранились следы копоти). Стоит отметить, что резные изображения или надписи имеются далеко не на всех стелах. В Тикале, например, большинство монументов – это гладкие стелы и алтари, не содержащие признаков резьбы.[v] Следовательно, стела сама по себе являлась в представлениях древних майя важным культовым объектом, независимо от того, вырезали ли на ней портрет царя и иероглифическую надпись. В Копане, Киригуа, а также, вероятно, в Тикале стелы имели свои особые имена.[vi] Это объясняется тем, что майя воспринимали «большие камни» как живых существ, имевших своих личных духов. Анимизм, то есть одушевление самых обычных материальных объектов окружающего мира, характерен для многих народов Мезоамерики. Например, у современных майя, проживающих в деревнях горной Гватемалы, при изготовлении или принесении извне новой вещи до сих пор проводится особая торжественная церемония «кормления» ее духа.[vii]

Гладкие стелы и алтари в Тикале. Фото с блога Д. Стюарта.

Как нам уже известно, смысл установления стелы в юбилейную дату Долгого счета заключался в воссоздании событий дня начала новой мировой эпохи 13.0.0.0.0, 4 Ахав 8 Кумк’у (13 августа 3114 года до нашей эры). Поскольку в представлениях майя время состояло из повторяющихся циклов, завершение периодов Долгого счета воспринималось как своего рода повторение начальной даты. Для поддержания установленного богами космического порядка цари повторяли их действия, то есть воздвигали на земле камни, аналогичные небесным.

При установлении стелы вблизи нее часто обустраивали ямку-тайник, в которую клали предметы из кремня или обсидиана (вулканического стекла), а иногда даже изделия из жадеита и керамики, раковины, иглы морского ежа, водоросли, кораллы. Затем тайник покрывали слоем известкового раствора или плоским камнем. Обряды «открытия тайника» и «закрытия тайника» упомянуты на стеле A из Копана. В Тикале в VIII веке сложился определенный стандартный набор предметов, размещаемых в тайнике под юбилейной стелой. Он включал девять кремневых и девять обсидиановых пластинок с изображениями главных богов майя, в частности бога молнии К’авииля, бога дождя Чаахка, бога солнца К’инич-Ахава, богини луны Иш-Ух, бога маиса Ишиима, а также вырезанные из обсидиана иероглифы сторон света. Можно предположить, что эти предметы должны были обеспечить защиту стелы изображенными на них богами: у современных майя Юкатана колдун закапывает кусочки кремня и обсидиана на четырех въездах в селение, чтобы защитить его от «злых ветров».[viii]

Однако стелы были тесно связаны не только с богами, но и с земными властителями. Правитель – это главный участник юбилейной церемонии. На стелах увековечивались самые важные его деяния: принесение жертвы богам, совершение ритуального танца или взятие пленника. Однако не стоит рассматривать эти «камни» исключительно как средство пропаганды, коим являются памятники современным политическим деятелям. Майя воспринимали вырезанный скульптором или написанный художником портрет как неотъемлемую часть личности его прототипа. Например, на лицевой стороне стелы 1 из Эль-Сапоте изображен бог дождя Чаахк, а в поясняющем тексте говорится сначала об установлении стелы по случаю юбилейной церемонии, а затем об «установлении» самого Чаахка. Таким образом, ставится знак равенства между богом и его изображением. Увековеченный в камне владыка продолжал существовать и поддерживал связь с подданными и потомками даже после физической смерти. Аналогичным образом, изображая на стеле поверженного и униженного пленника из враждебного царства, победители тем самым навечно закрепляли за своим противником этот рабский статус.[ix]

Стела 11 из Пьедрас-Неграса. Прорисовка Д. Стюарта. Любопытный пример юбилейного монумента. Местный правитель изображен в момент воцарения, он сидит на огромном троне в глубокой нише. Ниша обрамлена так называемой «небесной повязкой», то есть изображено событие вселенского, космического масштаба. Стела была установлена, однако, не в день коронации, а в день окончания ближайшего периода по Долгому счету. Таким образом, проводится прямая аналогия между приходом к власти нового царя и обновлением космоса, началом очередного календарного цикла.

Майя верили, что в стелах содержалась магическая сила, которая обеспечивала могущество царей и процветание городов. Об этом свидетельствуют, например, обряды «погребения» «больших камней», известные в Тикале и Копане. Напротив, если во время войны город захватывали враги, они часто уничтожали установленные в нем стелы, чтобы таким образом ослабить своего противника.[x] Для нас это может показаться необычным, но в идеологии древних майя власть царя, «священного владыки» в значительной степени основывалась на его особых отношениях со временем. С одной стороны, периоды времени считались одушевленными существами и требовали заботы о себе со стороны правителя. Проводя календарные обряды, царь тем самым удовлетворял духов времени и предотвращал наступление хаоса, что являлось одной из главных его обязанностей. Не случайно в некоторых текстах из Копана говорится, что после юбилейных торжеств «возрадовались сердца богов».[xi] С другой стороны, сами цари использовали юбилейную церемонию для демонстрации своего статуса посредников между миром богов и людей. Для царя майя проведение юбилейной церемонии являлось средством подтверждения легитимности собственной власти и одним из главных признаков суверенитета. Подчиненные владыки в записях о совершении юбилейных обрядов часто упоминали своих сюзеренов. В свою очередь верховный правитель мог пригласить вассалов или союзников на торжества в свою столицу.[xii]

Майяский владыка (ахав) как знак дня 9 Ахав по цольк’ину на каменном алтаре, хранящемся ныне в Национальном музее археологии и этнологии Гватемалы. Прорисовка Д. Стюарта.

Особая связь царя с циклами времени подчеркивалась еще и тем, что в сложной календарной системе древних майя «юбилейная» церемония всегда приходилась на день Ахав по цольк’ину. Слово ахав переводится на русский язык как «владыка» и входило в состав самого распространенного титула майяских царей к’ухуль ахав, «священный владыка». Такая символическая ассоциация не случайна и майя постоянно обыгрывали ее на своих монументах, например, изображали иероглиф дня Ахав в виде портрета царя. Сами двадцатилетия майя воспринимали как правителей или богов, которые менялись на троне через каждые двадцать лет. Подобные представления довольно четко выражены на страницах Парижского кодекса, а также в тексте на панели из «Храма надписей» в Паленке.[xiii]

Алтарь 1 из Эль-Кайо. Прорисовка П. Мэтьюза.

Сооружение стел – главный, но вовсе не единственный элемент юбилейных церемоний. Во время празднований окончания периода Долгого счета совершались и другие обряды. На алтаре 1 из городища Эль-Кайо изображен местный сахаль (областной правитель) Ах-Чак-Вайааб-К’утиим, который сидит со скрещенными ногами перед поставленной на алтарь курильницей и бросает в нее шарики ароматной смолы. Этот обряд разбрасывания постоянно упоминается в юбилейных текстах, что свидетельствует о его важности.[xiv] Многие цари даже с гордостью носили титул «тот, кто разбрасывает курения». Очевидно, считалось, что дымом горящих благовоний можно «накормить» богов. На фресках из Теотиуакана запечатлен сходный ритуал рассеивания различных предметов, напоминающих амулеты: раковин, цветов, рук и так далее. Это дало основание С. Мартину предположить, что обряд разбрасывания курений во время юбилейных церемоний имел мексиканское происхождение и мог быть заимствован майя в эпоху их тесных связей с Теотиуаканом.[xv]

Ваза для какао K8719.

Совсем недавно известный американский исследователь Д. Стюарт высказал обоснованное предположение, что одним из эпизодов юбилейной церемонии могло быть принесение людей в жертву богам. На замечательной расписной вазе для какао K8719 ярко изображена сцена человеческого жертвоприношения. Дата события дана по Календарному кругу 4 Ахав 13 Йаш и, вероятно, соответствует окончанию двадцатилетия 9.15.0.0.0 (22 августа 731 года). Восседающий на переносном троне царь держит в правой руке один из знаков своей власти – скипетр с изображением бога К’авииля. Правитель внимательно наблюдает за ритуалом принесения в жертву пленника. Тело пленника распростерто на каменном алтаре рядом с небольшой стелой, на которую поверх бумаги из коры фикуса положили его отрубленную голову. Как отмечает Д. Стюарт, судя по изображению на этой вазе, юбилейные стелы с алтарем могли использоваться для совершения человеческих жертвоприношений. Помимо K8719 подобные сцены встречаются и на других вазах. Например, на сосуде К928 мы видим, как служитель культа разрезал грудь жертвы, видимо, для того, чтобы извлечь ее сердце. Обряд совершается в присутствии царя и рядом с большой стелой, на которой вырезана дата окончания двадцатилетия по Долгому счету. Из юбилейных монументов сцена жертвоприношения представлена на стеле 11 из Пьедрас-Неграса (смотрите прорисовку выше), но в иероглифических надписях никогда прямо не говорится, что календарные торжества сопровождались ритуальными убийствами. Тем не менее, если предположить, что на алтарь отправляли главным образом военнопленных, это объясняет, почему на многих монументах по бокам от правителя изображены стоящие на коленях связанные пленники.[xvi]

Ваза K928.

Несмотря на высокую степень унификации юбилейных обрядов, в отдельных городах весьма четко прослеживаются местные особенности и традиции. Например, в Караколе, Тонине и некоторых других центрах в ознаменование юбилеев создавались большие каменные диски, как правило, с датой цольк’ина посередине. В последние десятилетия существования Копана и Киригуа роль юбилейных монументов там исполняли кубовидные скульптуры (также именуемые «алтарями») и огромные статуи фантастических пресмыкающихся, так называемые «зооморфы». Практически отсутствуют стелы традиционной формы и в Паленке, хотя в надписях из этого городища часто говорится о «размещении» неких камней. Еще одна особенность Паленке – постоянная связь юбилеев с тремя главными городскими богами, которых принято условно называть «Паленкской Триадой». Например, на церемонии по случаю окончания двадцатилетия 9.11.0.0.0 в 652 году царь К’инич-Ханаахб-Пакаль подарил каждому из богов триады ожерелья, серьги, головные уборы и одежду.[xvii]

Монумент 135 из Тонины. Пример юбилейного алтаря с датой 7 Ахав в центре. Прорисовка Д. Стюарта.

Таким образом, юбилейным церемониям принадлежало очень важное место в представлениях древних майя о времени, вселенной и характере царской власти. Обряды, воссоздающие акт «начала бытия», известны практически у всех народов мира. Как ключевой участник подобного ритуала, опекун и защитник духов времени, правитель майя становился причастен к становлению и поддержанию не только социального, но и космического миропорядка, что создавало необычайно весомое идеологическое обоснование и оправдание его особого статуса.