Женщины при дворе майя классического периода в текстах и изображениях

В статье рассматривается ряд вопросов, связанных с изображением женщины из придворного общества древних майя классического периода в различных видах письменных и изобразительных источников. Отдельное внимание уделяется полити­ческой роли женщины при дворе и ее отражению в сохранившихся источниках. *

Ключевые слова: майя, царский двор, гендер, эпиграфика, иконография

---

На протяжении большей части человеческой истории наиболее распростра­ненной формой правления была монархия. В разных регионах она обретала свои особенности, но в целом имела ряд неотъемлемых характеристик, таких как со­циальное неравенство и статусная иерархия, передача власти по наследству и осо­бые социальные нормы, при которых домовладение правителя включает в себя и государственную администрацию. Яркой особенностью подобных политиче­ских систем является наличие в них придворного общества, главной и, пожалуй, единственной задачей которого является служение монарху. Состав придворных и выполняемые ими функции варьируются в зависимости от каждого конкретного рассматриваемого общества. Однако в целом наличие привилегированной груп­пы людей, наиболее приближенных к правителю, которой свойственны особые нормы поведения, характерны для всех обществ с монархической формой прав­ления^[1].

И хотя большинство придворных, как правило, составляют представители мужского пола, ни один царский двор не может функционировать без присутствия в нем женщин. Скрыто или публично, они выполняют множество функций, без которых существование царского двора и самого института монархии было бы невозможным. В первую очередь это жены и матери правителей, женщины обе­спечивают сохранение династии. Зачастую именно связи по женской линии яв­ляются для правителя единственным легитимным вариантом обоснования своих притязаний на престол. Помимо подобной пассивной роли, женщина может весь­ма активно влиять на судьбу династии и государства, беря правление в свои руки путем регентства при малолетнем правителе, сохраняя таким образом за ребенком его права на трон, либо занимая престол самостоятельно.

Матери, жены, наложницы, служанки — присутствие женщины при дворе и в жизни правителя зачастую скрыто от посторонних глаз, но является необходимым и фундаментально важным.

В данной работе мы обратимся к придворному обществу древних майя с точ­ки зрения положения в нем женщины. Основной фокус будет направлен на рас­смотрение того, как роль женщины при дворе отражена в иероглифических тек­стах и иконографии.

Гендерные исследования активно развиваются с середины XX в., в том числе и на материале доколумбовой Америки, и на сегодняшний день достигли большо­го прогресса.

Рис. 1. Керамический сосуд K0764.

В тексте и подписях к иллюстрациям (Рис.1 и 8) буква «К» и номер означают порядко­вый номер в каталоге Джастина Керра (Justin Kerr).

Одной из первых к теме изображения женщины в майяском искусстве об­ратилась Татьяна Проскурякова, опубликовав в 1961 г. работу “Portraits of Women in Maya Art”, основанную на анализе иконографии монументов из наиболее из­вестных центров (таких как Пьедрас-Неграс, Йашчилан, Тикаль, Паленке, Копан и др.).

Растущий интерес к гендерным исследованиям и накопление достаточного количества материала к концу 80-х гг. XX в. позволили провести первые конфе­ренции^[2].

В настоящее время, основываясь на данных археологии, эпиграфики и ико­нографии, современные ученые не подвергают сомнению важность той роли, ко­торую женщины играли в жизни царского двора у древних майя. В силу особен­ностей источниковой базы исследователи в основном располагают сведениями именно об этой категории женщин. Искусство майя, особенно монументальное. носило строго элитарный характер, а потому сохранившиеся источники содержат информацию именно о женщинах, относившихся к верхушке майяского обще­ства, принимавших непосредственное участие в политической жизни.

Женские изображения присутствуют на всех видах изобразительных источ­ников: на предметах мелкой пластики, керамике и в монументальном искусстве. Каждому из них присущи свои особенности, продиктованные как спецификой материала, так и существовавшими традициями. Здесь необходимо обратиться к вопросу о том, что лежит в основе идентификации женского изображения в раз­личных типах источников и какие проблемы в данном контексте встают перед исследователями.

Прежде всего отметим, что монументальное искусство демонстрирует отлич­ную от предметов мелкой пластики и керамики традицию изображения челове­ческого тела^[3]. Наиболее точно женские образы отражены в керамических стату­этках, получивших широкое распространение в классический период. Глиняные фигурки выполнялись в различных стилях и формах, чаще всего в виде свистулек и погремушек, а также как часть погребального инвентаря. Наивысшего разви­тия техника их изготовления достигла в регионе р. Усумасинты и на побережье Мексиканского залива в районе Кампече. Фигурки из Хонуты, Табаско и о. Хайна (Кампече) хорошо известны высокой натуралистичностью изображения, отража­ющей многие аспекты повседневной жизни^[4]. Довольно точная передача контуров тела, одежды и изображение характерной деятельности не оставляет вопросов о гендерной принадлежности изображенного человека.

Женские изображения также встречаются на полихромной керамике. На мно­гих из сохранившихся керамических сосудов запечатлены дворцовые сцены, где среди присутствующих часто встречаются женщины (рис. 1). Женские фигуры на керамике легко идентифицируются, так как традиция изображения на сосудах, так же как в случае с керамическими статуэтками, подразумевала весьма достовер­ную передачу контуров человеческого тела.

В монументальном же искусстве, как наиболее официальном, традиция изо­бражения человеческого тела была более строгой и унифицированной. На мону­ментах редко изображается обнаженное тело (в данном случае речь идет о про­тагонистах, персонажах, принадлежавших к элите майяского общества; пленники или поверженные враги часто изображаются в одной набедренной повязке либо вовсе без одежды), а его пропорции или тип лица в большинстве случаев являют­ся одинаковыми у мужчин и женщин. В таком случае основную роль в иденти­фикации мужской или женской фигуры играют различия в костюмах и наличие подписи в тексте^[5].

Здесь, однако, надо иметь в виду, что такой вид монументального искусства, как фреска, имеет схожую с керамикой традицию изображения человеческого тела и в большинстве случаев сложностей с определением половой принадлеж­ности персонажей не возникает.

Если сравнивать мужской и женский костюм, то, как они представлены на мо­нументальных изображениях, видно, что женское одеяние максимально скрывает тело, в то время как задачей мужского является демонстрация и подчеркивание силы и мужества через обнажение большой части тела. Женская одежда зачастую многослойна и покрывает все тело, кроме головы, кистей рук и ступней, рисунком изысканно сотканного текстиля. Мужское облачение, напротив, демонстрирует обнаженные руки и ноги, а верхняя часть корпуса лишь частично скрывается за нашейным или наплечным украшением^[6].

В женском костюме, будь то изображение на керамике или на монументах, никогда не используются шкуры животных. Женский пол стойко ассоциируется с тканой одеждой, в то время как мужчины часто изображаются в костюмах из шкур животных, прежде всего ягуара^[7].

Изображения на монументах позволяют выделить несколько типов женского костюма:

Рис. 2. — рисунок М. Росса.

«Саронг».

Женщины, изображенные на керамических сосудах, часто облачены в ко­стюм, состоящий из одного куска материи, который оборачивался вокруг тела и завязывался спереди над грудью (рис. 2а). Подобный костюм мог быть обычной повседневной одеждой. На некоторых сосудах встречаются вариации этого костюма: один край материи мог быть перекинут через плечо. Подобного рода одеяние встречается на керамических фигурках из Петена, Гватемала, и Кампече, но значительно реже на монументах^[8].

Уйпиль (Huipil).

Костюм, выполненный из искусно сотканного материала, полностью покры­вающий тело, также часто встречается на керамике и в монументальном искус­стве (рис. 2б). Наиболее яркими примерами здесь могут служить изображения на притолоках из Йашчилана и монументы из Бонампака. Женщины из царской семьи изображались в костюме, сшитом из плотной, богато декорированной ткани с вышитым орнаментом (например, в виде ромбов)^[9].

Костюм из юбки и отдельной верхней части, которая завязывалась над грудью и оставляла руки открытыми (рис. 3а). Подобное одеяние встречается на фигур­ках из Кампече, а в монументальном искусстве на «Палетке Рабов» из Паленке (Чиапас, Мексика).

Рис. 3. — рисунок М. Росса.

Кечкемитль (Quechquemitl) и юбка.

В данном костюме сочетаются юбка и небольшое пончо, кечкемитль, которое закрывает плечи и грудь (рис. 3б). Этот элемент костюма был заимствован майя из центральной Мексики^[10].

Костюм, состоящий из юбки и верхней части, которые изображены похожими на сеть и были выполнены из сте­кляруса и жада (рис. 3в). Женщины в подобном одеянии изображены на монументах Петена и Паленке. На кера­мике такой костюм встречается редко и только в изобра­жении божеств.

Юбка. Костюм, состоящий из одной юбки, оставля­ющий открытой грудь, никогда не встречается на мону­ментах, однако довольно часто изображается на керамике (рис. 4)^[11].

Рис. 4. — рисунок М. Росса.

Монументальные тексты и сопровождающая их ико­нография дают немало сведений о женщинах, присутство­вавших при дворах майяских правителей и игравших зна­чительную роль в их жизни. Большая часть текстов, где встречаются упоминания женщин, относится к периоду поздней классики (600-800).

Несомненно, при упоминании о женщине при дворе в первую очередь на ум приходит ее роль как матери или жены правителя — центральной фигуры всей дворцовой жизни. В текстах присутствуют соответствующие термины родства: y-al — ‘ребенок матери’ или ujuntahn, ‘ее забота’, термин, также относящийся к ребенку, и y-atan — ‘жена’.

Нередко майяским правителям приходилось подчеркивать свои связи с ма­терью с целью легитимации прав на престол; один из наиболее известных тому примеров присутствует в текстах Паленке, связанных с началом правления царя К’инич-Ханаб-Пакаля (615-683). Пришедший к власти после династического кризиса, К’инич-Ханаб-Пакаль относился к царской династии Лакамхи именно по линии матери, Иш-Сак-К’ук. На знаменитой Овальной палетке, монументе, находящемся в трон­ном зале Дворца Паленке, К’инич- Ханаб-Пакаль изображен прини­мающим инсигнии власти из рук своей матери (рис. 5). Вполне веро­ятно, что после воцарения сына, которому на тот момент было 12 лет, Иш-Сак-К’ук еще какое-то время исполняла роль регента при мало­летнем правителе[12].

Рис. 5. Овальная палетка (Паленке, Мексика). Прорисовка Л.Шили.

Политическая роль женщины, таким образом, может быть охарак­теризована с точки зрения сохране­ния династических связей, а также установления новых через заклю­чение междинастических браков.

Не стоит, однако, полагать, что вступление в брак и рождение наследников престола было единственной функцией женщины при дворе. Наиболее часто представи­тельницы двора упоминаются в контексте их участия в различных ритуалах. На монументах женщины чаще всего изображены в церемониальном облачении во время того или иного ритуала, как правило сопровождающими своего мужа. Ча­стое изображение царя и царицы во время совместного проведения ритуала на мо­нументах Йашчилана, Калакмуля и других археологических зон свидетельствует о практически равной вовлеченности мужчины и женщины в ритуальную активность[13].

Однако существует и достаточное количество ритуалов, запечатленных в мо­нументальном искусстве, где женщина выступает главным или единственным дей­ствующим лицом; особенно это касается монументов западных низменностей[14].

О подобной роли красноречиво повеству­ют притолоки Здания 23 из Йашчилана, бывшего резиденцией жены Ицамнах-Балама III (681-742), Иш-К’абаль-Шок, на которых царица принимает участие в ритуалах кровопускания вместе с мужем и одна. На притолоке 24 она изображена стоящей на коленях перед мужем в мо­мент пропускания веревки с шипами че­рез язык (см. рис. 6). На притолоке 25 она также запечатлена в момент проведения ритуала кровопускания, но уже без мужа.

Рис. 6. Притолока 24 (Йашчилан, Мекси­ка). Прорисовка Я. Грэма.

Перед царицей стоит чаша для кровопу­скания, из которой появляется так назы­ваемый «Змей Видения» (vision serpent).

Некоторые исследователи подчер­кивают важность участия женщины в ритуалах кровопускания из-за их связи с лунным календарем. Польский археоастроном С. Иванишевский на основе ана­лиза притолок из Йашчилана высказал мнение о том, что мужчины-правители старались совершать ритуалы, связанные с кровопусканием, в то время, когда Луна была не видна на небе, тем самым из­бегая ее влияния. Жены правителей, напротив, не считали Луну опасной для себя, а потому при необходимости могли выполнять ритуалы вместо мужей в неблаго­приятные даты^[15].

Интересной деталью изображений ритуальной активности является возмож­ная необходимость использовать один и тот же тип костюма для определенных ритуалов даже в разных поколениях. Это видно на примере нескольких ритуалов, связанных с vision serpent и окончанием календарных периодов из Йашчилана (включая некоторые ступени иероглифической лестницы 2 из здания 33 и при­толок 38, 39 и 40 из здания 16)^[16].

Иконография йашчиланских притолок — один из наиболее изящных приме­ров изображения женщины на монументах майя. На каждой из них, где присут­ствует царица, ее облачение передано с невероятным мастерством. Ни на одной притолоке рисунок ткани не повторяется и передан с большой точностью. Рез­чикам удалось изобразить и бахрому по краю одеяния царицы, и плавные линии его складок, когда она стоит на коленях во время ритуала. На притолоке 26, где царица Иш-К’абаль-Шок изображена в полный рост, уйпиль, сшитая из ткани ис­кусной работы, мягко спадает, обнажая плечи женщины (рис. 7).

Рис. 7. (Йашчилан, Мексика). Прорисовка Я.Грэма.

Глядя на изящные изображения женского костюма на йашчиланских прито­локах, нельзя не упомянуть и о такой экономической роли женщины, как про­изводство текстиля. Классическое искусство демонстрирует богатую традицию производства тканей высокого уровня. По-видимому, в нем отражено появ­ление традиции женского ткачества и вышивки по ткани, хорошо известной среди майя в более поздние периоды. Велика вероятность того, что мужчи­ны были практически полностью ис­ключены из процесса производства текстиля^[17].

Хлопковая ткань была важным элементом дани и подношений, что хорошо отражено в изображениях на керамике. Полотна связывались в тюки и подносились вместе с различными редкими материалами, такими как пе­рья кецаля и морские раковины. Даже женщины самого высокого ранга не были исключены из процесса произ­водства ткани, так как среди находок встречаются кости для шитья, принадлежавшие царицам (рис. 8). Кости покрыты резьбой, где говорится об их принадлежности: uputs’ baak, ее кость для шитья^[18].

Можно также предположить, что некоторые помещения дворца отводились под нужды текстильного производства, в котором принимали участие в том числе и представительницы царской семьи. Ранние колониальные источники содержат сведения о «домах, куда женщины отправлялись, чтобы ткать»^[19].

Из источников известны и такие случаи, когда женщина находилась не на второстепенных ролях, а непосредственно правила в том или ином царстве, хотя в источниках зафиксировано крайне малое количество подобных случаев. В текстах имеется лишь несколько примеров, и один из наиболее ранних встречается в ди­настическом списке царей Паленке, составленном К’инич-Ханаб-Пакалем. В тек­сте на восточной панели из Храма Надписей встречается имя царицы Иш-Йоль- Ик’наль (583-604), о которой известно, что на период ее правления пришлось первое разрушение Лакамхи, столицы царства Бакаль, войсками Кануля (599).^[20] Имя правительницы в тексте сопровождается полным царским титулом: K’uhul Baakal ’Ajaw — божественная царица Бакаля.

Иш-Йоль-Ик’наль была единственной царицей на бакальском троне. Очевид­но, что пребывание женщины на престоле для майя было случаем экстраорди­нарным и выходило за рамки традиции престолонаследия. Свидетельством тому служит ранняя история Тикаля (Петен, Гватемала). Династические списки царей Кукуля содержат не только упоминание име­ни правителя, но и его порядковый номер после основателя династии Йаш-Эб-Шока.

Рис. 8. Кости для шитья 0019a.

Это хорошо видно на примере позднеклас­сических текстов, в которых используется специальная формула в царской титулатуре: X^th. tz’akbul Yax ‘Ehb Xook — «N^ый наслед­ник Йаш-Эхб-Шока». И в данном контексте большой интерес вызывает надпись на со­суде К4679, в которой поочередно упоми­наются 11, 13 и 14 цари Тикаля. Имя же 12 правителя в надписи отсутствует. К сожа­лению, у нас нет письменных источников этого времени и мы не можем полностью восстановить событийную историю данно­го периода. Тем не менее, согласно ретро­спективным текстам, двенадцатым правите­лем Тикаля была царица Иш-Уне-Балам (’Ix ’Une Bahlam)^[21]. Согласно тексту стелы 31, именно при ней закончилось 14-е 20-летие.

Конец двадцатилетия приходится на дату по долгому счету 8.14.0.0.0, что соответствует 1 сентября 317 г. н.э. Однако до конца не поня­тен статус Иш-Уне-Балам в династической истории Тикаля. Остается вопрос, была ли она правящей царицей, а главное, по­чему, несмотря на то что она не записана в династическом списке, за ней все равно оставили 12-й номер.

Чаще женщины исполняли роль регента при своих малолетних детях — на­следниках престола. Один из таких случаев, с Иш-Сак-К’ук и К’инич-Ханаб- Пакалем, уже был упомянут выше, однако, пожалуй, один из самых известных подобных примеров происходит из надписей Наранхо (Петен, Гватемала), куда 30 августа 682 г. прибыла дочь царя Дос-Пиласа Балах-Чан-К’авиля, Иш-Вак-Чан- Ахав-Вин. Очевидно, что был заключен династический брак, однако муж дос-пиласской царевны известен лишь тем, что ни одного упоминания о нем в текстах до сих пор не обнаружено. Сама же Иш-Вак-Чан-Ахав-Вин, ставшая матерью царя К’ахк-Тилив-Чан-Чаака, упоминается на нескольких монументах, в том числе она изображена на стелах 24 и 29 попирающей пленников (см. рис. 9). Несмотря на то что Иш-Вак-Чан-Ахав-Вин ни разу не названа царицей Са’иля (k’uhul Sa’il ‘ajaw), в своей титулатуре она всегда носит эмблемный иероглиф Дос-Пиласа; будучи регентом, она достигла большого могущества и политической силы: на обоих мо­нументах имя царицы сопровождает титул kalo’mte’, наивысший царский титул, использовавшийся в области майя.

Если мы обратим внимание на иконографию стелы 24 (рис. 13), то увидим Иш-Вак-Чан-Ахав-Вин, имперсонирующую богиню луны, с чашей для жертво­приношений в руках. Имперсонация богини луны встречается в искусстве майя как один из распространенных женских ритуалов. Ху­дожественный стиль изображения отличается от монументов области р. Усумасинты: фигура царицы лишена присущего изображениям на притолоках Йашчилана изящества. Она одета в юбку из бусин, которая спускается чуть ниже колен, и широкий пояс с изображением головы акулы и морской раковины, руки царицы обна­жены. Ее внешний вид скорее приближен к изо­бражениям правителей-мужчин: возможно, это не просто особенность изобразительного стиля, но намеренное сходство, целью которого было подчеркнуть политическую силу царицы.

Еще один интересный случай нахождения у власти женщины, не носившей официально царский титул, происходит из Пьедрас-Неграс, где во время правления К’инич-Йональ-Ака II (687-729) большое влияние получает его жена Иш-Винакхаб- Ахав. Из 8 сохранившихся мо­нументов, установленных в период правления К’инич-Иональ-Ака, его жена упоминается на 4, а 2 монумента полностью посвящены ей. Кроме того, на стеле 3 упоминается крайне ин­тересное событие, связанное с именем царицы: ‘u-chamaw te’m ‘Ix Winaakhaab ‘Ajaw ‘ix-Naman ‘ajaw, «взяла трон Иш-Винакхаб-Ахав, божественная царица Намана».

Рис 9 Стела 24 (Наранхо Гватемала). Прорисовка Я. Грэма.

Является ли данный пассаж указанием на то, что ‘Иш-Винакхаб-’Ахав стала законной правительницей при живом муже? Как правило, в подобных фразах ис­пользуется глагол Chum «воссесть», однако он не используется в данном случае по отношению к женщине. Анализ источников, относящихся к периоду правле­ния К’инич-Йональ-Ака II, говорит о его низкой политической активности, что в сочетании с частыми упоминаниями в текстах жены правителя может указывать на ее фактическое правление вместо мужа, который по тем или иным причинам оказался недостаточно сильным правителем.

В настоящее время в распоряжении исследователей находится достаточный корпус источников, как эпиграфических, так и археологических, постоянно по­полняющийся за счет новых находок, который позволяет рассматривать вопросы, связанные с ролью женщины в майяском обществе в целом и в жизни царского двора в частности. Женские изображения широко представлены во всех видах майяского искусства, особенно в период поздней классики. Большое количество упоминаний, прежде всего женщин из царской семьи, а также других представи­тельниц элиты, показывает высокую степень вовлеченности женщины практиче­ски во все сферы функционирования царского двора.

При исследовании источников на первый план выходит роль женщины как матери и жены правителя. Она также является связующим звеном в политических и военных отношениях за счет установления и сохранения династических связей. Однако не только за счет заключения браков и производства на свет наследников престола женщина оказывается вовлеченной в политическую жизнь двора. Выше были представлены примеры активного участия женщины в политике в качестве самостоятельного правителя.

Будучи основными, данные роли далеко не являются единственными для жен­щины при дворе. Представительницы царского рода принимают активное участие в ритуальных практиках. И хотя большую часть ритуалов, особенно с вовлечени­ем широкой публики, проводят мужчины, жены сопровождают царей в достаточ­ном количестве менее публичных ритуалов, а зачастую являются единственным участником действа.

Не столь заметной, но важной является роль женщины в экономике царско­го двора и общества в целом. Даже будучи представительницей знати, женщина была вовлечена в процесс производства текстиля, который использовался в том числе в качестве дани и подношений.

Таким образом, социальный статус женщины при дворе древних майя опре­делялся широкой вовлеченностью практически во все сферы его функционирова­ния.

ЛИТЕРАТУРА

Arden T. (ed.) 2002: Ancient Maya Women. Walnut Creek.

Bruhns K., Stothert K. 1999: Women in Ancient America. Norman.

Clark J., Houston S. 1998: Craft Specialization, Gender, and Personhood Among the Post­Conquest Maya of Yucatan, Mexico // Craft and Social Identity / C. Costin, R.Wright ( eds.). Washington, 31-46.

Claassen C. (ed.) 1991: Exploring Gender  through Archaeology: Selected Papers

from the Boone Conference. Madison.

Claassen C., Joyce R. (eds.) 1997: Women in Prehistory North America and Mesoamerica. Philadelphia.

Gero J., ConkeyM. (eds.) 1991: Engendering Archaeology: Women and Prehistory. Oxford.

Gilchrist R. 1999: Gender and Archaeology Contesting the Past. New York.

Houston S., Stuart D. 2001: Peopling the Clssic Maya Court // Royal Courts of the Ancient Maya / T. Inomata, S. Houston (eds.). Boulder, 54-84.

Iwaniszewski S. 1997: Lunar Cycles and the Rulers’ Life at Yaxchilan, Chiapas, Mexico // Paper Presented at the Fourth International Congress of Mayanists at La Antigua. Guatemala.

Joyce R. 2001: Gender and Power in Prehispanic Mesoamerica. Austin.

Martin S., Grube N. 2000: Chronicle of the Maya Kings and Queens. London.

Nelson S. 1997: Gender in Archaeology, Analyzing Power and Prestige. Walnut Creek.

Proskouriakoff T. 1961: Portraits of Women in Maya Art// Essays in Pre-Columbian Art and Archaeology // S. K. Lothrop et al. (eds.). Cambridge, 81-99.

Rodríguez-Shadow M. (ed.) 2007: Las Mujeres en Mesoamérica Prehispánica. México.

Rodríguez-Shadow M., López Hernández M. (eds.) 2011: Las Mujeres Mayas en La Antigüedad. México.

Schroeder S., Wood S., Haskett R. (eds.) 1997: Indian Women of early Mexico. Norman.

Sorensen M. 2000: Gender Archaeology. Oxford.

Stuart D., Stuart G. 2000: Palenque. Eternal City of the Maya. London.

Sweely T. (ed.) 1999: Manifesting Power: Gender and the Interpretation of Power in Archaeology. New York.

Taylor D. 1983: Classic Maya Costume: Regional Types of Dress 2 vols. PhD. dissertation. Yale University.

Kerr J., Kerr B. (eds.) 1999: Painted Ladies: Costumes for Women fn Tepeu Ceramics // The Maya Vase Book Vol. 3. A Corpus of Rollout Photographs of Maya Vases. New York, 524-546

Walde D., Willows N. (eds.) 1991: The Archaeology of Gender: Proceedings of the 22^nd Annual Chac Mool Conference. Calgary.

Wright R. (ed.) 1996: Gender and Archaeology: Essays in Research and Practice. Philadelphia.

WOMEN OF THE CLASSIC MAYA COURT IN TEXT AND IMAGE

D. S. Bayda

The article discusses some questions related to the image of women in court society of the ancient Maya of the classical period as it is represented in various types of written and visual sources. Special attention is paid to the political role of women in the court and its reflection in the surviving sources.

Key words: Maya, royal court, gender studies, epigraphy, iconography

---

Байда Дарья Сергеевна — аспирантка кафедры истории Древнего мира исторического факульте­та МГУ им. В. М. Ломоносова. E-mail: datel@bk.ru

* Публикация подготовлена при поддержке РФФИ в рамках научно-исследовательского проекта на тему «Территориально-политическая организация древних майя в области Центральных низмен­ностей (ГИС-моделирование)» (грант РФФИ № 14-06-0о372; 2014-2015 гг.).

Источник – Байда Д.С. «Женщины при дворе майя классического периода в текстах и изображениях» // «Проблемы истории, филологии, культуры». № 2. 2015, 143-154.