Первая экспедиция — первая неудача
Франсиско Писарро выходит в море. — На болотистых берегах. — Голодная гавань.— Все дальше к югу. — Битва у мыса Кемадо. — Возвращение в Панаму. — Поездка Диего Альмагро
В ноябре 1524 года Франсиско Писарро отплыл из Панамы на одном корабле, имея в своем распоряжении около ста человек, — отплыл на поиски «империи Перу», как уже окрестили испанцы неизвестную страну. Альмагро на втором — меньшем по размерам — должен был отправиться вслед за Писарро, как только навербует экипаж.
Время для похода было выбрано неудачно. Начались дожди и бури. Кораблю приходилось бороться со встречным ветром. Через залив Мигеля плыли почти точно на юг, пока не добрались до мест, где уже побывал Андагоя. Здесь Писарро вошел в реку Виру (искаженное название этой реки, очевидно, и послужило названием государства инков Перу) и какое-то расстояние прошел вверх по течению. По обоим берегам реки тянулись топкие болота, кишевшие змеями и аллигаторами. Над трясиной вились тучи москитов.
Писарро велел бросить якорь и со своими солдатами отправился разведывать берег. Он показался ему сплошным болотом, поросшим густой, почти непроходимой чащей. За болотом поднимались холмы, усеянные острыми камнями. Солнце палило безжалостно, и конкистадоры проклинали тяжелые латы и ватные панцири, которые должны были предохранить их от индейских стрел, проклинали все на свете. Измученные и истощенные люди не обнаружили здесь ничего, что привлекло бы их внимание. Начало экспедиции представлялось им совершенно неудачным.
Но Писарро не терял надежды. Покинув негостеприимные берега реки, испанцы направились дальше на юг вдоль океанского побережья. Мореплавателей преследовали непрекращающиеся ливни, яростные грозы и бури, лихорадка и невыносимая жара. В трюм просачивалась вода. Бушующие валы поминутно грозили раздавить суденышко. Десять дней океан безжалостно, словно щепку, бросал парусник, и морякам только благодаря отчаянным усилиям удалось спастись от гибели. А потом кончились запасы продовольствия и воды, и каждый участник экспедиции стал получать в день только по два початка кукурузы. Измученные голодом и непогодой, мореплаватели роптали и охотно повернули бы обратно в Панаму либо, по крайней мере, бросили якорь где-нибудь у побережья. Однако болота, поросшие непроходимыми лесами, тянулись все дальше на юг; и Писарро упрямо продолжал плавание.
В конце концов угроза голодной смерти заставила конкистадоров высадиться на берег, где они надеялись пополнить запасы продовольствия, дров и воды. Но и здесь их встретили такие же тропические леса, и здесь не видно было ни зверей, ни птиц, только дождь стучал по листьям. Вокруг огромных стволов вились лианы, пробиться сквозь которые можно было только с помощью Топора. Здесь нельзя было найти ничего съедобного, разве что какие-то ягоды, которые нисколько не утоляли голод.
Конкистадоры сетовали на свою горькую судьбу и роптали на командира, заманившего их в эту проклятую богом страну. Против судьбы не пойдешь, надо спасать свою жизнь и возвращаться в Панаму.
Но Писарро вернуться не мог: в Панаме его осмеяли бы как честолюбивого мечтателя, не способного достичь своей цели. Это было бы крахом всей экспедиция.
Поэтому он отправил корабль под командованием своего офицера Монтенегро за провиантом на Жемчужные острова в Панамском заливе. Расстояние не столь уж велико, поездка должна занять всего несколько дней. Сам Франсиско Писарро примерно с пятьюдесятью солдатами остался на побережье. Начались тяжелые, почти каторжные рекогносцировки в джунглях: вдруг удастся отыскать какие-нибудь, тропы и человеческое жилье. Ничтожные запасы еды скоро кончились, и испанцы голодали, питаясь улитками, рыбой, молодыми горькими пальмовыми побегами, ягодами и травой; к тому же пища иногда оказывалась ядовитой, люди распухали, и их мучали страшные боли. Исхудавшие солдаты бродили как тени, умирали от голода и приступов лихорадки. Очень скоро более двадцати завоевателей нашли себе могилу на этом побережье.
Однако Писарро был по-прежнему бодр и несгибаем и пытался поддержать отчаявшихся, рассказывая им о золотой стране, находящейся за густыми лесами и высокими горами, делясь с ними своим скудным пайком, ухаживая за больными и помогая строить шалаши из пальмовых листьев, в которых можно было бы укрыться от изнуряющих ливней.
Проходили дни и недели, а о корабле с продовольствием не было ни слуху ни духу. Умирающие от голода люди напрасно пытались разглядеть на горизонте белый парус или хотя бы какую-нибудь индейскую лодку.
И тут Писарро сообщили, что где-то далеко в лесу замечен огонь. Со своими солдатами он пробился сквозь джунгли и действительно обнаружил поляну и индейское селение. Нагие люди в страхе покинули свои хижины, и изголодавшиеся вконец испанцы бросились туда, хватая все, что попадалось под руку, главным образом съестное. Пораженные индейцы не оказали пришельцам никакого сопротивления. И только потом, немного придя в себя, они стали спрашивать, почему чужеземцы вместо того, чтобы сидеть дома и обрабатывать свои поля, скитаются по земле и грабят других. На столь прямой и наивный вопрос белым завоевателям трудно было дать вразумительный ответ.
Уши некоторых индейцев были украшены массивными золотыми серьгами. Когда у туземцев пытались узнать, где можно найти золото, они рассказывали, что далеко на юге очень много этого солнечного металла. Надо идти через горы двенадцать дней — и тогда белые люди достигнут страны, в которую недавно вторгся повелитель Детей солнца.
Наконец, спустя более чем шесть недель, вернулся Монтенегро с большими запасами продовольствия. Со страхом глядел он на истощенных людей, которых трудно было узнать, Монтенегро оправдывался тем, что встречный ветер задержал возвращение корабля с Жемчужных островов. Они сами по дороге туда, умирая от голода, сняли с корабельных насосов шланги из дубленых воловьих шкур, сварили их и съели.
Писарро покинул свою неудачную стоянку, которая была названа Голодной гаванью, и снова поплыл на юг. Время от времени мореплаватели высаживались на берег, но не отваживались проникать далеко на материк, равно как и уходить в открытое море. Они как в потемках шарили вдоль побережья — без карт, без каких-либо сведений о море и его берегах, все время опасаясь проплыть мимо плодородной области или поселения.
В некоторых местах, где со стороны моря лес казался более редким, испанцы высаживались на берег и иногда находили индейские поселки. Их жители, увидев белых пришельцев, в ужасе скрывались в лесной чаще. Испанцы грабили покинутые хижины, забирая съестные припасы и множество золотых изделий. Как утверждал историк Эррера, в пище нуждалась их плоть, но основным побуждением было золото — стоило им только взглянуть на этот сверкающий кумир, как вновь пробуждавшаяся алчность заставляла их идти вперед. Однако в одном поселке завоеватели увидели зрелище, которое заставило их содрогнуться, — на огне жарилось человеческое мясо, в спешке брошенное дикарями. Испанцы решили, что наткнулись на племена карибов, которые считались каннибалами и были к тому же отважными воинами. В сражениях они пользовались отравленными стрелами. Поэтому конкистадоры, охваченные страхом, бросились обратно на свой корабль, и, невзирая на непогоду, поплыли дальше на юг, пока не достигли какого-то мыса.
Писарро назвал его мысом Кемадо и велел бросить здесь якорь. Темная стена мангровых зарослей опоясывала берег. На мелководье деревья с их длинными разветвленными корнями создавали почти непреодолимую преграду. Но испанцы заметили, что в зарослях есть проходы, и решили, что поблизости должно быть какое-то поселение. С большей частью своего отряда Писарро высадился на берег и отправился в разведку. Скоро испанцы заметили большой поселок, самый большой из встреченных ими на этом побережье. Он находился на холме и был обнесен высокой изгородью. Индейцы, как всегда, укрылись в лесу, бросив продовольствие и золотые украшения, чем немедленно воспользовались испанцы.
Писарро понравился укрепленный поселок. Здесь, пожалуй, он мог бы остановиться со своими солдатами, а корабль отправить в Панаму за подкреплением.
На этот раз испанцы наткнулись на воинственное племя. Укрыв в безопасном месте женщин и детей, индейские воины из засады бросились на грабителей-чужеземцев. Казалось, стрелы, дротики и камни затмили солнце, столь стремительным было нападение. Увидев толпы пестро раскрашенных воинов, испанцы на мгновение растерялись.
Писарро, будучи опытным солдатом, бросился навстречу индейцам. Туземцы напали на вождя чужеземцев с особой яростью и, несмотря на прочные латы, нанесли ему семь ран. Писарро отступал по склону холма, мечом и щитом отбивая ожесточенные наскоки, но внезапно поскользнулся и упал. С победными криками индейцы окружили его, но закаленный конкистадор все-таки отбился, зарубив многих нападающих и внушив остальным ужас своей несгибаемой отвагой. На поле боя прибыло подкрепление, и индейцы в панике бежали в горные ущелья. Это первое вооруженное столкновение на новооткрытых землях дорого обошлось испанцам: пять убитых и множество раненых.
Военный совет постановил: оставаться на землях столь воинственного племени слишком опасно. Конкистадоры решили вернуться в Панаму и сообщить о результатах экспедиции наместнику, чтобы выпросить подкрепление для дальнейшего похода.
Писарро, возвратившись в Золотую Кастилию, поселился в небольшом селении Чикама, недалеко от Панамы. Он привез довольно много золота, но не мог похвалиться особыми открытиями, а потому избегал встреч с наместником.
Во время отсутствия Писарро его компаньон Диего Альмагро еще долго занимался снаряжением второго корабля. С помощью Луке ему в конце концов удалось набрать около семидесяти наемников, и на своем маленьком суденышке он попытался догнать Писарро. По дороге испанцы находили оставленные на берегу знаки — зарубки на деревьях, но нигде не встретили ни одной живой души, пока не достигли мыса Кемадо — места последней остановки Писарро.
Индейцы и на этот раз встретили белых враждебно, но не отважились выйти за пределы своих укреплений.
Альмагро немедленно напал на поселок, стремительным штурмом занял, а затем поджег его. Индейцы отступили в лес. Однако во время сражения Альмагро был ранен дротиком в голову и через некоторое время ослеп на один глаз. Невзирая на это, он продолжал плыть к югу, несколько раз высаживался на берег и нападал на индейские деревни, награбив довольно много золота.
Но Альмагро ничего не знал о судьбе Писарро. Уже давно они не встречали на берегу никаких зарубок, и всем казалось, что корабль компаньона либо погиб, либо, незамеченный, повернул обратно. Альмагро, понимая, что один, на своем утлом суденышке, с маленьким экипажем, он не сумеет совершить значительных открытий или завоевать какую-либо область, с солидной добычей поплыл обратно в Панаму.